По коридорам, которые теперь хорошо знал Герберт, стены были вымазаны сине-зелеными пятнами.
Они прошли мимо двух болтающих врачей.
«Я говорю вам, Реджинальд, - говорил один из них, - лучшее лекарство от кровоточащей язвы - это большая растворимая капсула, наполненная стиральным порошком Dreft и запитая джином с тоником. Один раз каждое утро, вот и рецепт. У Роджерса это сработало ».
"Роджерс?"
«Роджерс и Хаммерштейн. Он самый белый человек из всех, кого я знаю.
Герберт отбросил насмешливые пузыри их смеха.
Они подошли к палате, в которую поместили Ханну.
«Он здесь, - сказал Герберт. «Я просто куплю это для тебя».
«Мы пойдем с вами», - сказал Папворт.
Герберт не хотел подвергать Ханну большей опасности, чем он должен; но вокруг было много людей, и если бы он мог свести к минимуму время, проведенное с ней там, тогда все было бы в порядке.
Он толкнул дверь и вошел.
Кровать Ханны была пуста.
«Где она, черт возьми?» - сказал Герберт, ни к кому конкретно.
«Вы ее друг-джентльмен?»
Вопрос пришел с одной из других кроватей; молодой человек с пожелтевшим пластырем на левом виске.
"Вот так."
«Она ушла к твоей матери. Она сказала сказать тебе, если ты вернешься.
"Моя мать?"
"Да. Одна из медсестер рассказывала, какое это совпадение, что они оказались в одной больнице. Поэтому она пошла к ней ».
«Типичная Ханна», - подумал Герберт; любой другой в ее ситуации остался бы в постели, вместо того, чтобы пробираться через неизвестные коридоры, чтобы подружиться с женщиной, которую она никогда не встречала.
Герберт снова посмотрел на кровать Ханны. Ее трости не было.
- Тогда пойдем к твоей маме, - сказал Папворт солнечным голосом для юноши и всех, кто мог слушать.
«Да», - сказал Герберт, придавая голосу веселье, - «давай».
Они продолжили путь через лабиринт, пока не добрались до палаты Мэри.
Ее тоже не было.
Анджела возилась в углу с одним из других пациентов.
«Анжела, - сказал Герберт, - а где моя мать?»
«О, привет, Герберт». Она улыбнулась ему, затем Папворту и Фишеру. "Здравствуйте."
Они улыбнулись в ответ; Друзья Герберта, не о чем беспокоиться.
«Через две двери справа».
«Зачем ты ее переехал?»
«Стала доступна отдельная комната, и она подняла такой шум, что мы переехали туда. Знаете, больше для нашего мира и тишины, чем для чего-либо еще?
Она засмеялась, давая понять Герберту, что она шутит - ну, полушутя, - а затем повернулась к пациенту, которого лечила.
Герберт собирался спросить, откуда у Гая свободная комната, так как они были на желтом предупреждении.
Затем он сообразил, что предыдущий обитатель, вероятно, пополнил ряды тех, кого поразил туман в самой многолюдной части больницы: в морге.
Они нашли Мэри и Ханну в третий раз.
Комната была маленькой и почти темной; Единственное освещение обеспечивала небольшая прикроватная лампа. Мэри сидела в постели, а Ханна, завернутая в одеяла, сидела на стуле рядом с ней.
«Очень просто, - говорила Ханна. «Брак - это любовь. Любовь слепа. Итак, брак - это институт слепых ».
«Перестань, дорогой», - сказала Мэри сквозь смех. «Мне больно смеяться».
«Привет», - сказала Ханна, услышав Герберта, или понюхав его, или просто почувствовав какое-то шестое чувство его присутствия.
"Герберт!" - сказала Мэри. «Сказал, что в конце концов они найдут мне комнату. А твоя подруга заставляет меня смеяться гораздо больше, чем мне нужно.
Она посмотрела на Папворта и Фишера, как будто заметив их впервые. "Кто ты?" она спросила.
Папворт закрыл за собой дверь и встал перед ней, скрестив руки и расправив плечи, как полузащитник.
«Ханна, мне нужна твоя трость», - сказал Герберт.
"Это в ее трости?" - спросил Папуорт.
Когда Герберт кивнул, Папворт посмотрел на Фишера, как бы спрашивая: как мы могли это пропустить?
Фишер пожал плечами и ничего не сказал.
«Что, черт возьми, происходит?» - спросила Мэри.
«Здесь нет, - сказала Ханна.
"Это не на твоей кровати".
«Должно быть, внизу».
«С меня этого достаточно, - сказал Папворт.
«Как ты без трости попал сюда из палаты?» - спросил Герберт.
«Медсестра, принеси меня».
Герберт повернулся к Папворту. «Нам придется вернуться и получить это».
«Она лжет, - сказал Фишер. «Трость здесь».
Ханна резко упала, ее глаза расширились, а кожа быстро побледнела; рецидив. Герберт схватил ее под мышки и удержал в вертикальном положении. Ее лицо было скользким от пота, как будто по коже протекла жидкость.
"Обратитесь к врачу!" Герберт крикнул Папворту.
«Я врач, - сказал Фишер.
«Настоящий доктор, черт тебя побери!»
«Я настоящий врач».
Ханна смотрела на Фишера. Ее взгляд был настолько пристальным, что Герберт даже не мог поверить, что она ничего не видит. Она заикалась, и Герберт еще никогда не видел ее такой разорванной.