«Боюсь, ваш сын Макс был найден мертвым вчера вечером», - сказал Герберт.
Голова сэра Джеймса дернулась назад, и это было его шоком. «Не зря он был мандарином, - подумал Герберт.
"Как?" он спросил.
«Утонул. В длинной воде. Мы рассматриваем это как убийство ».
«Никто бы не хотел убить Макса».
«Вы не знаете, были ли у него враги, нежелательные друзья или что-нибудь в этом роде?»
«Макс был ученым, инспектор, а не преступником». Сэр Джеймс постучал пальцами по столу. «Его, конечно, надо немедленно похоронить».
«Сэр Джеймс, я понимаю ваше беспокойство, но, пожалуйста, поймите, что, пока дело остается открытым, ваш сын - я бы сказал, тело вашего сына - является уликой и, следовательно, требует лечения ...»
«Послушайте меня, инспектор. Моя жена очень больна. Ей осталось жить, самое большее, пару месяцев; скорее недели, может быть, даже дни. Я должен ухаживать за ней двадцать четыре часа в сутки. Я не позволю ей сойти в могилу с сыном, который все еще находится в морге. Вы понимаете?"
«Родители никогда не должны переживать своих детей», - подумал Герберт; это не было в естественном порядке вещей. «Я делаю все возможное, чтобы найти убийцу вашего сына, сэр Джеймс».
«Это все может быть, инспектор; а в вашем отделе нет?
"Мне жаль?"
«Они присылают мне инспектора». Сэр Джеймс выкатил это слово изо рта, как будто это был неприятный запах. «Один инспектор; никого выше. Я полагаю, что есть много жертв, с которыми обращаются лучше, чем это. Мой сын менее важен, чем они? »
«Все люди равны на земле, - подумал Герберт.
«Сэр Джеймс, если вы недовольны моим заданием, пожалуйста, позвоните детективу-суперинтенданту Тайсу в Нью-Скотленд-Ярд…»
«Молодой человек, я сам позвоню комиссару. Итак, если вы собираетесь искать убийцу моего сына, вы не найдете его здесь; так что можешь идти.
Дежурный на Хай-стрит Кенсингтон сказал, что следующий поезд будет в пяти минутах езды. Герберт сел на скамейку на платформе и прочитал брошюру, которую дала ему Розалинда.
Выступления и групповые дискуссии были настолько эзотерическими для глаз непрофессионала, как он и ожидал; «наука - это действительно другой язык», - подумал он. Он пролистал страницы, мало читая и меньше понимая, пока не добрался до списка делегатов сзади.
Был указан каждый делегат с указанием его учреждения и страны. Там было около сотни человек, представляющих здоровый выбор наций. Помимо британцев, были американцы, французы, швейцарцы, канадцы, шведы и португальцы.
Выступающие отмечены звездочкой; Было проведено шесть сессий, четыре из которых были индивидуальными лекциями, а две другие - панельными дискуссиями. Темы выглядели достаточно глупо; «манна для ученого», - подумал Герберт, - но обезболивающее для обывателя.
Он прошел половину списка, пропустив список британских делегатов, когда его взгляд, внимание и сердцебиение остановились практически одновременно.
Де Вер Грин, Ричард. Кембриджский университет.
Герберт знал Ричарда де Вер Грина, и он знал, что он не был связан с Кембриджским университетом, по крайней мере, официально. Учреждение Де Вер Грина было гораздо ближе к дому. Он был начальником Герберта в Five.
Элкингтон и Хайгейт могли подождать; Герберт вернулся на метро в Грин-парк. Кто-то оставил копию «Экспресса», и Герберт лениво бегал по объявлениям и рекламным конкурсам: «Выиграй машину!» Первый приз - Humber Super Snipe стоимостью 1627 фунтов стерлингов. Второй приз - MG Midget, 825 фунтов стерлингов - прежде чем перейти в колонку сплетен, духовный дом тех, кому он завидовал и презирал в равной мере.
Лорд Бивербрук объявил, что колонка сплетен - самая важная часть газеты, и поэтому издал список тех, о которых нельзя говорить положительно. Никто не знал наверняка, кто был включен, но главными подозреваемыми были Чарли Чаплин (предполагаемый коммунист), Ноэль Кауард (гомосексуалист) и Пол Робсон (немного того и другого, не говоря уже о цвете его кожи).
«Экспресс» была ужасной газетой, что было одной из главных причин, по которой она нравилась Герберту, и интерес к ней длился ровно столько, сколько длилось обычное путешествие в метро, что было достаточной рекомендацией для любого журнала. Однако сегодня он прочитал «Экспресс» в первую очередь, чтобы не думать о де Вер Грине, - упражнение, которое предсказуемо оказалось бесполезным.
В пять лет Герберт был Смотрителем. Нет, он был Наблюдателем; лучший оперативник наблюдения во всей службе. Быть Наблюдателем было все равно что играть на барабанах; почти каждый мог это сделать, но очень немногие могли делать это хорошо.