Мое первое настоящее воспоминание - это когда нас выталкивают из лагеря, и мы начинаем марш смерти. Эти вещи, дикий холод и абсолютная агония, единственное, что может остановить меня.
Я была одна, но мне еще так много нужно было сказать Эстер и поделиться с ней. Все, что мы с ней когда-либо делали, теперь бессмысленно. Самая большая трагедия в моей жизни, и кого бы я еще искал, кроме нее
Помогите?
Но она ушла.
Ужасно, ужасно, что катастрофа лишает меня единственного человека, в котором я нуждался.
Как будто половина меня вырвана.
Люди, теряющие конечности, говорят, что спустя годы они все еще испытывают фантомные боли. Вот как я себя чувствую; часть меня отсутствовала, физическая часть.
Я неуравновешен, однобок, мрачен, пуст. Мир далек. Смотрю, не участвую. Я наблюдатель.
Наблюдатель, который не видит.
В том марше нас были тысячи, но я шел один. Моя душа бесшумно путешествовала по жизни, соединившись с ее тенью. Мы приехали вместе, Эстер и я; почему бы нам тоже не уйти вместе?
Я не представлял себя без Эстер. Хуже того, я не мог представить себе жизнь. Я перестал существовать.
Почему Менгеле не застрелил и меня? Я умолял его. Но нет; он хотел меня живым. Он ввел мне в глаз сверхдозу метиленового синего и хотел проверить, сработало ли это.
Вы женаты, и ваш супруг умирает, поэтому вы меняетесь; вы переходите от жены к вдове, от мужа к вдовцу. Но когда твой близнец умирает, ты все еще близнец. Я играл со словами. Я был близнецом. У меня был близнец. Я близнец. Все они ничего не значат.
Для всех остальных они теряют кого-то близкого, и это ужасно, но у них все еще есть воспоминания о жизни без этого человека: мужья до того, как они встретили своих жен, родители до того, как у них родились дети.
Ни на минуту я не знала, каково это, не иметь близнеца. Вы можете снова жениться, даже иметь еще одного ребенка; но у тебя никогда не может быть другого близнеца. Вы по-прежнему остаетесь тем, кем были, за исключением случаев, когда вы близнецы; тогда ты половина, и все.
Что я сделал? Я сделал то, что сделал бы любой близнец. Я принимаю характерные черты Эстер. Ее манеры, ее смех, иногда даже голос.
Как будто она одолжила меня на мгновение.
Я был тихим; теперь я был болтуном, как будто проглотил иглу граммофона. Раньше я избегал опасности. Теперь я искал его, и слепота помогла, потому что, если я не мог его видеть, это не могло повредить мне.
В любом случае, я уже знал, что это самая страшная боль. Что еще могло быть?
Теперь, годы спустя, я знаю правду: я чувствовал себя виноватым за то, что все еще жив, и думал, что, если я смогу умереть, эта вина исчезнет.
Для Эстер я был Каином: я занял ее место, ее жизнь.
Поменял бы я позу, отдав жизнь за нее? В биении сердца.
У меня не было никого; вся моя семья умерла в Освенциме.
Почему выжил только я? Чтобы один человек, один единственный человек вышел со мной; кто-то другой разделит мою ответственность, кто-то еще, кто не смог спасти нашу семью.
Я был зол, и на всех. Злится на себя, более удачлив, чем мой близнец и мои родители. Гнев на удачу тех, кто выжил со своими семьями, более или менее.
Я чувствовал себя самозванцем. Я не был святым; почему мне так повезло?
Вина, унижение и стыд. Как их победить? Как вернуть достоинство?
Со временем я нашел ответ. Так же прожить саму жизнь: день за днем.
Я понял, что вещи случаются, и не обязательно по какой-то причине, но все же они случаются. В конце концов, кто-то должен выжить. Кто-то должен засвидетельствовать.
О да, Герберт, это большая часть еврейского свидетельства. Вы хотите узнать, что случилось с Максом Стенснессом, я пытаюсь помочь вам, потому что он был убит, и это нужно исправить.
Я перестал думать: почему я? Я начал думать, а почему не я? Может, меня выбрали, а может, нет. Я все еще был здесь, потому что, может быть, я этого не знаю, но потому что я борюсь, у меня есть сила, я стараюсь из того, что имею.
Я хочу сделать Эстер подарок, и теперь я понимаю, что это за подарок. Я не должен отпускать эту жизнь и быть с ней. Вместо этого я остаюсь в живых столько, сколько могу. Я живу для нее так же, как для себя; Я ее окно в мир, и все радости и печали в моей жизни тоже для нее.
У нас была общая жизнь до рождения; мы разделяем это и после смерти.
Быть близнецом не прекращается, когда есть только один из вас, потому что на самом деле никогда не бывает только одного из вас. Мы, бывшие, навсегда остались друг с другом.
Внезапно я боялся умереть, потому что, если я умру, то и она. Если бы она была жива, мне не было бы так одиноко. Но в то же время я бы навсегда был полчеловеком, всегда существовал против нее, по сравнению