— Слушай, пора на вахту.
Никогда еще радист не смотрел с таким вожделением на телеграфный ключ. Так хотелось положить ладонь на рукоятку и отстучать всего два коротеньких слова: «Мы живы». Но это было равносильно самоубийству. Даже по краткому радиосигналу немецкая радиослужба запеленгует судно, доставившее подводному флоту рейха крупные неприятности. А ведь где-то, в какой-то канцелярии уже напечатаны стандартные бланки и разосланы семьям. Черная рукоятка ключа магнитом притягивала руку, и радист даже прикрыл ее коробкой от домино.
…Карандашная линия курса миновала Ян-Майен, скалистую гряду в океане, которую так и не увидели за туманом. Теперь касательная тянулась вдоль северного побережья Исландии.
Капитан упер ножку циркуля в точку, где пока кончалась эта линия, вторая игла повисла, словно раздумывая, куда сделать следующий шаг. В Датский пролив соваться нельзя. Он закрыт минными полями союзников. Может быть, «Ванцетти» уже вплотную подошел к «дружественным» минам? А может быть, уже в зоне минных полей?.. Ведь с пятого января видимость — ноль, невозможно вести астрономические наблюдения. Пять дней следовали во льдах, определяя скорость на глаз. Лот показал глубину триста восемьдесят метров. Но каждому моряку известно, как круто обрываются берега Исландии. Значит, скалы могут быть рядом.
Осторожно, то и дело, опуская лот, двинулись на юг. Вот уже лот показывает двести, сто шестьдесят метров. Кривая глубин подсказывала: пароход примерно в семидесяти милях западнее порта Акурейри.
Открылись черные голые скалы, а затем показался маяк. Это мог быть только Хорн. А от него недалек и Эйя-фиорд, в глубине которого прячется Акурейри — военно-морская база. В щели фиорда, между базальтовыми часовыми, сразу заглох, запутался ветер, улеглись валы, и «Ванцетти» стала баюкать ровная зыбь. Из-за скалы выскочило быстроходное патрульное судно, запросило позывные. «Ванцетти» ответил. Однако сторожевик проскочил мимо и закрыл выход в океан. В бинокль было видно, как на палубе сторожевика поднялась суета, как стали расчехлять орудие!
Вскоре явился эскадренный миноносец. Лишь теперь, под прикрытием миноносца, со сторожевика спустился моторный бот. На пароход поднялась военная команда, заняла посты возле пулеметов, трехдюймовки, радиорубки. Офицер сухо поздоровался, потребовал судовые документы, недоуменно пожал плечами.
— Ничего не понимаю. По нашим данным, вы погибли еще пятого января.
— И решили, что мы замаскированный под русский лесовоз фашистский рейдер? — расхохотался Веронд, поняв причину такой встречи.
— Совершенно верно. Но… как вам удалось спастись?
— Честно говоря, я сам до сих пор удивляюсь этому, — и рассказал о скоротечном бое. — Ну а что судну пришлось выдержать после этого неожиданного рандеву, вы сами видите на палубе. Прошу дать разрешение команде сойти на берег. Люди измотаны до предела.
— Понимаю, но я должен запросить берег.
Семафор на миноносец. Оттуда радио в Акурейри. Наконец на миноносце часто замигал прожектор.
— Сожалею, — искренне сказал офицер, — но приказ такой: следовать возможно быстрее в Рейкьявик. Там формируется конвой, который в ближайшие дни должен выйти на запад.
Рейд Рейкьявика
От открытого моря рейд Рейкьявика отделяло лишь боновое заграждение — препятствие для немецких подводных лодок чисто символическое. Правда, по ту сторону заграждения носились два миноносца. Время от времени они сбрасывали серии глубинных бомб, и лишь эти глухие взрывы напоминали о том, что за пределами залива идет война. Даже транспорт с развороченной кормой, полузатонувший у пирса, казался декорацией из голливудского фильма на военную тему.
По аккуратной набережной вдоль ухоженных домов под черепичными крышами слонялась разноязыкая, пестрая толпа моряков — военных и гражданских.
Моторный ботик с «Ванцетти» ткнулся в причал. Из него выбралась первая партия отпущенных на берег. Боцман повел носом, воскликнул:
— Чую запах жареной трески. Курс по ветру. Кто за мной?
Сергей Зимин был ошарашен. Он застыл у витрины первого же продовольственного магазина. Такого в жизни он давно не видел… Вот все бы купить, набить посылку и отправить маме в Ленинград. Но тут же тяжело вздохнул. Неосуществимое желание: какая же посылка дойдет отсюда через океан? Как переберется через кольцо блокады? Он стоял у витрины, опираясь об угол стены. Отвык парень от земной тверди. Тротуар под ним раскачивало, словно палубу, голова кружилась. И вдруг неожиданный, крепчайший хлопок по плечу едва не свалил его. Обернулся, думал, кто-то из своих. А рядом стоял здоровенный детина в толстом свитере и плаще нараспашку. Детина улыбался доброжелательно: