– Быть может, это ради страховки? – предположил я.
Элиотт пригляделся ко мне пристальнее.
– Вы нездешний? – спросил он, и на этот раз в голосе прозвучала тень любопытства.
– Да. Я здесь проездом.
– Из Рио? – Старик махнул на плакат Анчаны Саломао. – Вы артист?
– Нет.
– Хм. – Он задумался над моим ответом. Казалось, Элиотт успел порядком подзабыть искусство поддерживать беседу. – У вас движения, как у артиста.
– Близко, но не совсем. Это военная нейрохимия.
Тут старик понял всё, но потрясение отразилось лишь в дрогнувшем на мгновение взгляде. Медленно осмотрев меня с ног до головы, он опять повернулся к морю.
– Вы приехали за мной? От Банкрофта?
– Можно сказать и так.
Старик облизал губы.
– Вы приехали, чтобы убить меня?
Я достал из кармана бумажную копию и протянул ему.
– Я хочу задать несколько вопросов. Вы передавали вот это?
Он стал читать, беззвучно шевеля губами. Я мысленно слышал слова, которые старик повторял, осознавая вновь: «…за то, что ты отнял у меня дочь… сожгу дотла твою голову… не будешь знать ни дня, ни часа… в этой жизни нигде не найдешь спокойствия…» Тут не было ничего особенно оригинального, хотя каждое слово было написано от всего сердца. Причем так чётко, что это беспокоило меня гораздо больше всех тех ядовитых издевок, что показала Прескотт из архива «Яростный бред». Кроме того, здесь была конкретно указана смерть, которой умер Банкрофт. Бластер, стреляющий заряженными частицами, прожёг Банкрофту череп насквозь, после чего разбросал его раскалённое содержимое по комнате.
– Да, это моих рук дело, – тихо признал Элиотт.
– Вам известно, что в прошлом месяце на Лоренса Банкрофта совершили покушение?
Старик протянул обратно лист бумаги.
– Вот как? А я слышал, ублюдок сам спалил свою голову.
– Что ж, такая возможность тоже существует, – согласился я, скомкав бумагу и бросив её в контейнер с мусором внизу на пляже. – Но мне платят за то, чтобы я не относился к ней серьёзно. К несчастью для вас, причина смерти чересчур напоминает ту, о которой упоминалось в вашей прозе.
– Я не имею к этому никакого отношения, – спокойно ответил Элиотт.
– Я предполагал, что вы это скажете. Быть может, я бы даже поверил вам. Вот только тот, кто убил Банкрофта, преодолел очень сильную систему охранных заграждений, а вы служили сержантом в тактическом подразделении морской пехоты. У себя на Харлане мне приходилось встречаться с морпехами, и я знаю, что их готовят к подобного рода операциям.
Элиотт с любопытством посмотрел на меня.
– Так вы кузнечик?
– Кто?
– Кузнечик. Пришелец.
– Да.
Если Элиотт и испугался сначала, то эффект быстро прошел. Я подумал о том, чтобы разыграть карту чрезвычайных посланников, но решил, что дело того не стоит. Старик продолжал говорить.
– Банкрофту незачем приглашать мускулы с другой планеты. Каким боком вы впутались в это дело?
– Частный контракт, – сказал я. – Я должен найти убийцу.
Элиотт фыркнул.
– И вы решили, это сделал я.
У меня и в мыслях такого не было, но я не стал возражать. Заблуждение давало старику чувство определённого превосходства, и это способствовало разговору. В глазах Элиотта появилось что-то похожее на искру.
– Вы считаете, я мог бы проникнуть в дом Банкрофта? А я знаю точно, что не мог. Потому что всё тщательно изучил. Если бы существовал хоть какой-то способ туда попасть, я бы воспользовался им ещё год назад, и Банкрофта пришлось бы собирать по кусочкам с травы на лужайке.
– Вы поступили бы так из-за того, что случилось с вашей дочерью?
– Да. – Элиотт распалялся, давая выход гневу. – Из-за того, что случилось с моей дочерью и со многими другими. Она была ещё ребёнком.
Умолкнув, он уставился в море. Через какое-то время старик махнул рукой в сторону «Поборника свободной торговли». Там, на сцене, установленной на наклонной палубе, засверкали яркие огоньки.
– Вот чего она хотела. К чему стремилась. Попасть в театр полного владения телом. Стать похожей на Анчану Саломао и Риану Ли. Она отправилась в Бей-Сити, потому что услышала про кого-то, кто мог бы…
Осёкшись, Элиотт повернулся ко мне лицом. Информационная крыса назвал его стариком, и теперь я увидел, почему. Элиотт до сих пор сохранил выправку бывшего сержанта морской пехоты и упругий, мускулистый живот, но у него было лицо старика, изборожденное глубокими морщинами от долгих страданий. Я почувствовал, что сейчас он вот-вот расплачется.