– Просто бог, – уверенно сказала Ноэль.
– Ой. Да. – Сафи фыркнула, сложила ладони на груди и уставилась в каменный потолок. – О нубревенский бог волн…
– Я думаю, он бог и всего остального тоже.
Сафи закатила глаза.
– О нубревенский бог волн и всего остального тоже, пожалуйста, помоги нам добраться до Сотни островов в Нубревене. Это твой дом, в конце концов. Разве ты не хочешь, чтобы и мы там оказались?
– Это худшая молитва, какую мне приходилось слышать, – сказала Ноэль.
– Чтоб тебя, Ноэль. Я еще не закончила. – Сафи нахмурилась и продолжила. – Кроме того, сделай так, чтобы за нами никто не гнался. Особенно… ну… ты знаешь. Он. Просто держи Ведуна крови от нас подальше. Большое спасибо, о священный нубревенский бог. – Затем, почти машинально, она добавила: – Ах да, и если бы ты мог еще задержать городскую стражу, это было бы чудесно.
Мощно и внезапно о камни разбилась волна. Вода брызнула на лицо Ноэль, и та отвернулась. Вода оказалась неожиданно теплой.
– О нубревенский бог, – прошептала она, утирая морские брызги со лба, – храни нас. Это все, чего я прошу. Просто… храни нас.
Глава 3
Добраться до дортуара оказалось труднее, чем Сафи и Ноэль ожидали. Они были так истощены, голодны и разбиты, что даже ходьба вызывала у Сафи желание стонать в голос. Или сесть. Или хотя бы облегчить свои страдания горячей ванной и пирожными.
Впрочем, о ванне и пирожных не могло быть и речи. Городская стража буквально заполонила Онтигуа, так что к тому моменту, как девушки добрались до кампуса, уже почти рассвело. За полночи они добрели от пещеры до Онтигуа, и столько же времени занял остаток пути, переулками и огородами.
Порт Онтигуа был построен на скале и – на удачу Сафи и Ноэль – весь состоял из извилистых улочек и покосившихся магазинчиков. Там было множество темных углов и закоулков, куда можно было нырнуть при приближении стражи в красной форме. Но мышцы Сафи гудели, а в желудке урчало все громче. Не говоря уж о том, что любой кусок белой ткани, будь то развешенное белье, кусок парусины или рваная занавеска, заставлял ее сердце биться где-то в горле. К счастью, Ведун крови не появился, так что девушки поднялись в верхнюю часть города незамеченными.
В кампусе стражи не было – пока что, – и они, проникнув на территорию через покрытую птичьим пометом арку, перешли на бег. Университет находился в старой крепости с источенными, полуразрушенными стенами. Высокая башня, где сейчас размещались дортуары, когда-то служила казармами для солдат древней армии. Все здесь было таким же романтично обветшалым, как и в остальном замке.
Сафи нравилось в университете. Сама она выросла в старых продуваемых развалинах – и ненавидела их. Всякий раз, как дядя бывал не в настроении, ее запирали в восточном крыле. Через разбитые окна замка Хасстрелей наметало снег. Ледяной сквозняк и волглая плесень были повсюду. Куда ни падал взгляд, везде виднелись резьба, или картины, или гобелены с изображением горной летучей мыши Хасстрелей. Гротескное, змееподобное существо с зажатым в когтях девизом «Любовь и страх».
А сухие развалины университета Онтигуа были прогреты на солнце и восхитительно пахли протухшей в порту рыбой. Здесь всегда звучала студенческая болтовня и замысловатые ругательства сошедших на берег моряков.
Здесь Сафи было тепло, и она чувствовала, что ей здесь рады.
Девушки пробежали мимо давно смолкшего фонтана, а затем поднялись по шести ступенькам в вестибюль, где лунный свет выбеливал каменные плиты пола. Сквозь каждую распахнутую дверь, которую они миновали, были видны их спящие сверстники. Те немногие, кто еще не спал, были слишком погружены в другие занятия, чтобы заметить крадущихся Сафи и Ноэль.
Когда они наконец юркнули в свою комнату в конце коридора, Сафи закрыла и заперла дверь, а Ноэль прошла мимо стоявших в центре комнаты уже сложенных сундуков. Все было готово к отправке на Сотню островов… пока не выяснилось, что не все. Ноэль рухнула на свою кровать с благодарным вздохом и поджала ноги.
За последние семь лет Сафи наблюдала Ноэль в этой позе миллион раз – правда, не с таким количеством синяков и царапин.
Сафи подошла к своей кровати за дверью и хмуро посмотрела на потолок – а точнее, на две веревки, за которые она не спешила потянуть. Когда она только приехала, то повесила шелковые занавески, чтобы не видеть свою соседку-номаци, злобную, как гадюка, и еще менее привлекательную.
Карторранцы называли кочевые племена «номми». Жители империи Далмотти предпочитали название «матци», а марстокийцы (так говорил Хабим) мечтали, чтобы эти «цыганские демоны» покинули их земли.