Одиссева Пенелопа
Видящая
Свет, если его неправильно направить, ослепляет.
(Хранительница Исира)
Лил дождь. Вода падала с неба, словно наверху вместо туч перевернулся океан. Земли не видно - одни только серые мутные лужи, глубокие и холодные. Грязные потоки стекали с холмов, смывая и унося с собой дерн и мелкие кустики, обнажая песчаник. Все серое и блеклое, даже деревья и трава казались бесцветными. Дождь шел так давно, что трудно определить, наступил ли уже вечер, или тянется еще день. Похолодало. Шум падающей воды стал казаться естественным, словно его и не слышно вовсе.
Вот в такой вечер (а это все-таки был он) и родилась Видящая.
Крик младенца огласил избушку на краю лесной деревеньки. Небольшой - в три окна с улицы; крепкой - хозяин сам рубил и тесал бревна, подгоняя их и смыкая на века. Крыта корой, впрочем, как и все дома в этой деревне. Ни забора, не плетня вокруг избы, окна затянуты бычьим пузырем, все говорило о бедности поселившейся тут семьи. Но именно эту семью выбрала Судьба для рождения Видящей.
Хозяин, а теперь еще и отец, находился в черной части избы. Он сидел на скамье у низкой двери в клеть, обхватив руками опущенную голову. Он сидел так уже долго, с того времени, когда происходящее за дверью сначала было не слышно из-за стука дождя по окнам, теперь стук отдельных капель слился в один неясный шум, и мужчина мог расслышать и тяжелые стоны любимой женщины, и шепот находящихся вместе с ней. Услышав крик ребенка, он вздрогнул и побледнел. Стоны жены внезапно смолкли, за дверью наступила непонятная тишина. Мужчина не мог заставить себя подняться и войти к жене и ребенку. Что-то сжимало и давило ему на грудь, заставляя катиться по щекам беззвучные слезы.
Дверь отворилась.
- Заходи, - позвали его.
Мужчина, рукавами рубахи вытирая щеки, вошел.
На столе посреди комнаты лежала его жена. Русые волосы, облепившие ее лоб, были мокрыми, словно дождь лил и здесь. Глаза закрыты, а лицо выглядело странно умиротворенным. Руки вытянуты вдоль тела, обернутого невыбеленной простыней. Свет, падающий из окон справа, сер, сумеречен, слева её освещал тусклый свет трех свечей на железном подносе, поставленном на сундук. Казалось, стол с лежащей на нем его женой - граница между серым и светлым. То ли от этого света, то ли от долгих родов, под конец которых у женщины уже не было сил для криков, её тело выглядело неестественным, каким-то прозрачным.
- Умерла, - проскрипела старуха рядом с ним.
Хозяин избы замотал головой, не веря, но подойти к столу сил не нашлось, так и стоял в дверях. Ему поднесли туго спеленатый сверток, из которого глянули серые глаза без белков.
- Видящая, - с благоговением прошептала та, что держала на руках его дочь, - гордись, ты дал жизнь Видящей Главного Храма Судьбы!
Только после этих слов мужчина понял смысл происходящего здесь. Его любимая умерла, а дочь ...все равно, что умерла! Потому что у Видящей не может быть родителей или семьи, младенца забрали бы у них в любом случае, но он до конца надеялся, что с ним останется одна из них - хотя бы мать, а потерял обеих.
Он прижал к себе ребенка, поцеловав в мягкие, сладко пахнувшие щечки и жадно всмотрелся в черты лица дочери, напоминающие ему любимую. Да, тот же разлет бровей, тот же овал подбородка, те же тонкие губы...
- Ты будешь красавицей, доченька, - прошептал он, еще раз целуя ребенка. - Не знаю, увидимся ли когда-нибудь, но помни: я люблю тебя, и всегда буду любить...
- Довольно, нам надо спешить, - резко произнесла женщина в черном плаще, которую он только сейчас заметил в углу. - Дождь закончился, самое время для дороги.
- Да, Дория, - та, что поднесла ему ребенка, бережно взяла сверток из его рук и отнесла куда-то в сторону.
Женщины в комнате стали собираться. Их, вместе с Дорией, было четверо. Старуха-повитуха в домотканом платье и переднике с бурыми разводами собирала разложенные на сундуке в белой тряпице инструменты, больше подходящие для пыток, чем для принятия родов: огромные щипцы с закругленными краями, ножи с узкими и широкими лезвиями, шило и большие иголки, кожаные ремни и деревянный брусок с отпечатками зубов. Рядом с его дочерью на хозяйской кровати находилась женщина с полными грудями, видимо, будущая кормилица Видящей. Кормилица заворачивала ребенка в теплое одеяло, чтобы положить потом в корзину, стоящую рядом на полу. Между хозяином избы и женщиной в плаще стояла девушка, одетая по-мужски. Да они с женой и приняли её сначала за мужчину - молодого воина, сопровождающего жриц. Тех самых жриц Главного Храма Судьбы, находящегося в горах Гунии, славящимся своими пророчествами.
Еще вчера его жена стояла на крыльце, встряхивая рушник от крошек, когда перед их домом показались жрицы. Женщины в сером сидели в крытой повозке, запряженной четверкой белых черногривых коней. Повозка остановилась перед избушкой. Первой сошла воин, потом полногрудая женщина помогла выбраться старухе в чепце, последней показалась главная жрица храма Судьбы Дория. Женщины поклонились побледневшей хозяйке и её мужу, выглянувшему из-за угла избы, где он рубил дрова, и протянули знак Видящей - Серое Око.
И вот жрицы уже сутки здесь в клети вместе с его женой. С его теперь уже мертвой женой...
Он не заметил, как они вышли, очнувшись от странного оцепенения только услышав шум отъезжающей повозки. Больше он никогда не увидит свою дочь! Напрасно, все было напрасно! Он не смог сберечь свою семью, верно ведь говорят, что от Судьбы не убежишь...
Со стоном отец Видящей рухнул на пол.
Морра не знала ничего, кроме Храма. Да и в голову не могло прийти, что за серыми каменными стенами есть что-то другое. Сколько она себя помнила, рядом с ней всегда была кормилица Паня и матушка Дория. Матушка учила чтению, письму и счету, давала ей книги о Судьбе и Видящих. Девочка с пеленок знала - её глаза не похожи на Панины и Дорины, потому что Судьба выбрала её своими глазами в этом мире, а через её уста она говорит с ним.
Морра иногда сталкивалась в переходах Храма с женщинами, не похожими на кормилицу и матушку: они были одеты в яркие одежды, на их головах были волосы, словно в гриве у лошадей, нередко на их шеях и руках девочка замечала блестящие разноцветные камушки. На вопрос, кто это, матушка Дория ответила, что это прихожанки Храма, одни из тех, кто подчиняется воле Судьбы, когда она говорит устами Морры. Теперь, едва Морра замечала яркую одежду прихожанок, она старалась не показываться им на глаза, - прихожанки пугали её так же, как свиньи и овцы на заднем дворе Храма. Морра стала относиться к ним как к обычным прислужницам, что жили во внешних стенах вокруг Храма, принимая факт их существования за неизбежность.