Сам Леонид, отучившись, вернулся в свой город, к матери. После смерти родительницы хотел уехать обратно в столицу, но все никак не делал этого. Работы хватало. Пусть и платили копейки, но ему одному было достаточно, семьи-то нет. Так что приезду Скоблева он и правда обрадовался.
Как оказалось, Роман Русланович – умный и дотошный мужик, которому не наплевать на то, поймает он кого или нет. Московский следователь пер как танк, цепляясь даже за самую незначительную ниточку и ловко ее раскручивая. Леня даже завидовал такой хватке и уму.
Морозов сидел в своем кабинете, заполняя рабочую документацию, когда дверь открылась, и вошел дежурный.
– Леонид Константинович, убийство, – будничным тоном проговорил мужчина. Леня посмотрел в окно, где светила яркая луна в окружении миллиардов звезд. Часы показывали два часа ночи.
– Хорошо. Выезжаю, – устало проговорил он, откладывая папку с документами.
По дороге следователь набрал Скоблева и вызвал патрульную машину, чтобы того отвезли на место преступления.
Как Морозов и ожидал, снова девушка и снова в лесу. Молодая рыжеволосая особа лежала в одной простыне на голой земле. Ее руки были плотно прижаты к бокам, а ноги аккуратно сомкнуты и выпрямлены.
– Красивая, – проговорил Леонид, подходя к телу.
– Да. И не жила еще совсем, – ответила склонившаяся над девушкой Наталья Юрьевна.
– Вы сегодня дежурите?
– Как видишь, – пожала женщина плечами, не смотря на молодого следователя.
– Что тут? Опять что-то вырезано?
– Не опять, а снова.
Тимохина откинула край простыни, которая служила девушке одеждой, и указала на грудину, точнее, на свежий аккуратный шрам.
– Какой орган на этот раз?
– Сердце и мозг у нас уже есть. Я предполагаю – легкие. Нужно, конечно, вскрытие, но, даю девяносто девять процентов, именно они, – уверенно проговорила Наталья Юрьевна выпрямляясь.
– Такое ощущение, словно кто-то решил собрать Франкенштейна, – хохотнул Морозов.
Тимохина на него строго посмотрела, и Леня тут же поднял ладони, показывая, что сдается.
***
После осмотра жилья одной из жертв Скоблев приехал в выделенную ему квартиру. Однокомнатную, тридцати пяти квадратов, со старым, но чистеньким ремонтом – не хоромы, конечно, но жить можно. Сам Роман в Москве обитал в районе Третьего кольца, в трехкомнатной квартире, оставленной ему родителями.
Ужинать не стал. Приняв горячий душ, взял бутылку виски, так кстати купленную в соседнем магазине, и, налив в стакан немного янтарного цвета жидкости, залпом выпил. Желудок мгновенно обожгло, а по телу расплылось тепло.
Сев на старенький скрипучий диван, Роман пододвинул к себе журнальный столик, на который до этого положил дело об убийстве двух девушек, и стал тщательно вчитываться в написанное.
Ему не давало покоя то, как идеально эти убийства были проведены. Открыв первую страничку уголовного дела, он зацепился взглядом за фотографию монеты, найденной завернутой в лист папоротника вместо вырезанного органа. Рома поднес снимок ближе к лицу, рассматривая изображенный на старой монете символ: три закрученные на концах в спираль луча, выходящие из одной точки.
Достав ноутбук, Скоблев сделал снимок на телефон, отправил на свою электронную почту, а потом загрузил в программу распознавания фото. Интернет опознал знак как триксель.
«Трискель – древний кельтский символ, используемый в колдовстве и неоязычестве. Означает цикл жизни, смерти и возрождения, движение, действие и завершение. Он защищает, работает как проводник в потусторонние миры и дарует своему обладателю огромную силу», – прочитал сноску к одной из статей Рома и, взяв стакан с виски, снова немного отпил.
– Бред какой-то. Колдовство, символы, духи, ведьмы… – пробурчал он и откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза.
Роман считал всю эту ересь абсурдной. Сколько раз он сталкивался со всякими жертвоприношениями и людьми, верящими в богов, магию, ведьм и прочую нечисть. И всегда за этим стояли всего лишь психопаты или желающие разбогатеть, делая из потусторонней чуши бизнес.
Вот и здесь появился какой-то фанатик, приносящий в жертву девушек, вырезая им органы. У Скоблева было столько всяких мыслей на эту тему, что уцепиться за какую-то одну не получалось.
В ушах зашумело, а виски стало ломить. Снова начались головные боли. Он часто их испытывал, когда перерабатывал и долго не спал. К примеру, как сейчас. Сколько уже без сна? Трое-четверо суток? Еще бы голова не болела! Как он вообще на ногах держится и может думать?