***
Посреди ночи Элен разбудил крик, словно кто-то резал заживо женщину или ребенка. Высокий звук вонзился в уши, причиняя физическую боль. Кто бы ни кричал, это должен был слышать весь город.
Но никто в доме не проснулся, кроме неё. Мэлис вернулся всего лишь два часа назад, и почти сразу уснул в соседней комнате — Элен слышала его дыхание, местами сбивчивое, но тихое. Иногда Мэлис ворочался, и это Элен тоже слышала. Ей больше не мешал шум голосов в голове, который незаметно сводил её с ума всю сознательную жизнь. Девушка поняла это только сейчас. Шум оставил Элен в покое, стоило ей покинуть родной мир. Но в этом было больше минусов, чем плюсов.
Шум заглушал стук сердца, скрип коленей и хруст суставов. Шум заглушал большинство достаточно тихих звуков, и без его защиты Элен ощущала себя почти что голой. Но даже нагота не пугала её так, как абсолютная ясность и чёткость всех звуков.
Днём, когда с ней говорили, Элен могла сосредоточиться на голосе собеседника, и всё остальное отходило на второй план, но ночью, когда стихало большинство разговоров, на первый план выходили они — звуки мира. Сейчас, когда Элен не отвлекалась на боль, на холод и голод, когда усталость не висела грузом на плечах, ничто не мешало сознанию сконцентрироваться на них. Как жук прогрызает древесину, как скрипят половицы в доме через дорогу, как справляет нужду пьяница за углом, как сквозняк гуляет где-то под землёй. А стоило ей заметить шелест своего дыхания и стук сердца о рёбра, и Элен больше не могла думать ни о чём другом. Это сводило с ума похлеще извечного шума. Чтобы уснуть в первый раз ей пришлось наложить на себя приказ.
Конечно, как называются эти слова на самом деле Элен не знала, но “приказ” лучше всего подходило под описание. Боль, испытанная в сарае сумасшедшего доктора, вытащила наружу подробности самого кошмарного дня в её жизни. Теперь, наверное, второго по кошмарности. Многое из произошедшего теперь предстало иначе, гораздо яснее и понятнее. В том числе и странные махинации отца.
Элен помнила лишь два слова — зоун и агир. Догадаться об их значении и поверить в саму возможность подобного было не трудно. После того, что ей показал Рианг, Элен готова была поверить во что угодно. Действительно, лучше один раз увидеть.
Пробовать было страшно. Элен боялась что-нибудь ненароком подпалить, это было бы хуже всего! Начать пожар в доме, из которого даже убежать на своих двоих не можешь. Слово, заставляющее людей засыпать показалось ей безопаснее. Пробовать на Мэлисе было неправильно по многим причинам, не только потому что это могло повлиять на процесс её выздоровления. Оставалось только попытаться усыпить саму себя, чем Элен и занималась весь вечер, после того как её оставили одну.
Сначала попытки не приносили никаких результатов. Оказалось, что просто повторять вслух “зоун” недостаточно. Оно или не работало совсем, или не работало на неё саму. В поисках ошибки, Элен стала перебирать в голове всё, что Рианг говорил о Видящих и их силах. Девушка не могла вспомнить ничего конкретного, что объясняло бы принцип действия, зато в памяти всплыло слово “люмы”. Кажется, Рианг говорил, что это какие-то частицы? Наверное, что-то вроде пыли, или песчинок? Что-то очень мелкое.
Элен с завистью подумала, что Рианг-то наверняка видит этим самые люмы, и ему гораздо проще было понять, как их использовать. Но сдаваться так просто она не собиралась.
Ворочаясь в ворохе одеял, охая от зуда в отекающих конечностях, Элен размышляла. Сон не шёл, — увы, — и времени было много. На что могли бы походить люмы? Могла ли Элен их услышать? Раз уж природа обделила её самым главным атрибутом “Видящего”. Сложно сосредоточиться на чём-то, чего никогда не осознавал.
Если так подумать, из люмов состояла Грань. Рианг никогда не говорил, на что та похожа, но Элен представляла Грань чем-то жидким. Как водопад или туман. Может, люмы похожи на капельки воды? А что, это вполне могло быть и так. Крохотные капли, вместе образующие завесу между мирами.
Элен очень нравилась её теория. В ней было что-то очаровательное, завораживающее. Представлять, что проходя через разрывы в Грани её каждый раз омывает водопад из люмов. Впервые за много лет Элен ощутила себя чистой.
И в тот момент, когда эта мысль посетила её, что-то неописуемо лёгкое пробежалось ручейком вдоль позвоночника, обхватило шею, обвилось вокруг ушей, затекая внутрь, лизнуло виски, минуя глаза, очертило губы и осело сладковатым привкусом во рту. Элен сглотнула и коснулась рукой шеи — там, где поселился маленький вибрирующий комочек. Комочек рос, и вскоре Элен всерьёз испугалась, что он может попросту взорваться внутри неё, как мыльный пузырь. Элен сама себе напоминала мурчащую кошку — настолько сильными стали вибрации в горле. Воздух рвался наружу.
Тогда она сделала это впервые.
Элен хотела заставить себя уснуть, и она сделала это. Просто комок в горле вдруг вылетел изо рта вместе с нужным словом, и глаза закрылись сами собой. Это был глубокий и тихий сон без сновидений.
До тех пор, пока крик не разбудил её.
Элен поднялась с кровати и схватила простенькую грубоватую трость. Она привыкла к трости — Шелия постоянно использовала её, правда, не потому что не могла ходить. Тем не менее, трость удобно лежала в руке, и Элен не чувствовала себя ущербной. Девушка была рада, что колени достаточно восстановились, чтобы не подгибаться всякий раз, как она делает шаг.
Элен стоило бы постучаться к Мэлису и спросить его о крике. Может быть, это нормально для его города? Здесь и людей посреди дня похищают, так что всё может быть. Но прерывать чужой сон казалось неправильным. Головой Элен понимала, что надо позвать доктора, особенно учитывая, что он сам попросил так сделать в случае чего. Но всё остальное кричало об обратном. Право-слово, это могло быть что угодно. Оно даже могло ей присниться! Это было бы вероятнее всего, ведь больше никто не проснулся.
Помявшись у двери в чужую спальню, Элен вздохнула и прошла мимо, тихо постукивая тростью о деревянный пол.
Огромное серое пальто, напоминавшее стёганое одеяло, висело на крючке в прихожей. Кое-как сняв неподъемную одежду и накинув себе на плечи, Элен потянулась к медной ручке входной двери, да так и замерла.
За дверью был совершенно незнакомый страшный мир. Девушка сколько угодно могла повторять себе, что это была случайность, что подобное не происходит постоянно, и молния не бьёт в одно место дважды, но пальцы застыли и отказывались сгибаться.
Элен некстати вспомнила, как ей говорили перестать жалеть себя и начать бороться. Она попыталась. Попыталась же? И к чему это привело? Её родной дом превратился в пыль, а сама она чуть не умерла. Трижды! И это меньше, чем за неделю. Может, вселенная говорила ей не лезть? Может, Элен должна запереться в тёмном месте и спокойно ждать конца? Если ей предначертано умереть, — а это неминуемо, так или иначе, — то пусть смерть будет безболезненной. Так лучше, чем стать подопытной крысой или чьим-то обедом.
Элен прислонилась к стене, заходясь в бесшумных рыданиях. Присев на пол, девушка вжалась спиной в угол, шмыгая носом и кутаясь в огромное пальто, словно в одеяло. Элен очень, очень-очень не хотела умирать, но и бороться за жизнь устала. Те крохи решимости и воодушевления, которые ей подарил рассвет на зелёном холме, растворились с приходом ночи.
— Чего сырость разводишь? — Мэлис возник в прихожей, почесывая живот через ткань льняной рубашки, отчаянно зевая. — Собралась куда?
Проглотив всхлип, Элен затрясла головой. Стыд окрасил щёки в бледно-розовый. Как ей теперь объясняться с доктором?
Мэлис безразлично пожал плечами и прошёл мимо, чтобы вернуться через полминуты со стаканом воды в руке.
— Пей, до дна пей. Тебе нужно много пить и правильно питаться, чтобы прийти в относительную норму. Прогулки — дело хорошее, но рановато ты за них взялась, мелочь.
Элен приняла стакан дрожащими руками и выпила содержимое залпом. Её живот сразу надулся, и к горлу подступила тошнота.
Мэлис подозрительно прищурился. Взвесив все “за” и “против”, доктор вздохнул и присел рядом.