— Дальше все без изменений, мать — в няньках у Дмитрия, я — на подходе. Примерно в три-четыре года у меня начались выбросы силы. Вот тут-то дедуля и заинтересовался, кто мой отец. Про то, что у матери источник нестандартный, он и раньше знал, ей вдобавок к обычному светлому треугольнику огонь достался, и молния капелюшку, — Олег удивленно вскидывается. Про то, что моя мать — лекарь от Бога, уши я прожужжать всем успел, а вот про темную часть источника не упоминал ни разу, — У меня, ты видел, есть полный набор, просто светлый дар гораздо мощнее.
— Глава тайной канцелярии, хоть и бывший, — это не я, ему мать раскололась быстро. Это мне пришлось угадывать папашку, благо, добрые люди помогли, — мой черед кивать на снимок, — Дальше ты знаешь, мать удочерили, а я стал Васильевым.
— Подробности, конечно, неприятные, но ничего особо страшного для тебя не вижу… Подожди, дай договорить! — просит Земеля, видя мои опасно сузившиеся глаза, — Как там сложилось у твоих родителей, точно ты не знаешь, может, это она его соблазнила? Могло же такое быть?
Со своей колокольни он прав — не знаю. Но несколько раз видел, как она от мужиков шарахается. Одному Шаврину удалось к ней как-то ключик подобрать, потому и терплю, хоть и не в восторге от него.
— Но, допустим, ты прав. Тебе я верю больше, так что примем это за данность. Но ты-то есть! Умный, одаренный, пробивной. Везучий, наконец! Такому не зазорно помочь, даже если не все гладко в начале случилось. В чем проблема?
— Про то, что случается с незаконнорожденными детьми Потемкиных, мы поговорим как-нибудь отдельно, — не к месту вспомнились мне малоаппетитные подробности из укладки Арешиной, — Проблема в том, что дед Потемкиных ненавидел. Люто, до дрожи! Ты его не знал, поэтому бесполезно тебе это рассказывать, просто поверь на слово. А тут вдруг их ублюдка, давай называть вещи своими именами, не просто вырастил, а в род принял. И воспитывал наравне со своим внуком так, что я про него только хорошее вспомнить могу. Как тебе такое?
— Может, смягчился к старости? — Олег немного растерян. Даже у него слова «смягчился» и «глава Тайной Канцелярии» с трудом укладываются в одном предложении, а чего уж говорить обо мне, знавшем деда лично?
— Ну-ну! Мы точно об одном и том же человеке говорим?
— Какая разница, что ему в голову взбрело на старости лет! Он уже умер! Или ты в этом не уверен? — горячится друг.
— Умер, я сам на гроб землю кидал, тут без вариантов. А вот единомышленники его живы и здоровы. Гришка Осмолкин из их числа, возможно, есть и другие где-то вокруг меня.
— А паранойи у тебя часом нет?
— Даже если у вас есть паранойя, это не значит, что за вами не следят, — назидательно цитирую я старую шутку.
— Я ему был нужен, чтоб свалить Потемкиных, — уже серьезно продолжаю, — Как — не знаю. И даже не уверен, что это лично его идея, не один же он планировал эту месть.
— И кто, по-твоему, мог указывать бывшему главе Тайной Канцелярии?
— Есть варианты… — уклоняюсь от ответа. На самом деле Земеля и сам знает ответ, но не принимает его — слишком уж фантастичен: только один человек мог потребовать от Васильева-Морозова что-то. Какое-то время Олег ждет продолжения, но все, что хотел, я уже рассказал. После нескольких минут тишины возвращаюсь к началу разговора:
— Собственно, история моя сейчас роли никакой не играет, просто сходство с Потемкиными в дальнейшем может боком выйти. А что касается всех этих торжеств и балов… Ну, посмотрел я, как знать поживает, впечатлился. Мне до такого, как пешком до Китая. Только, сам понимаешь, я им исключительно как игрушка Задунайских интересен был. Может через несколько лет и сам по себе смогу, а пока… — не закончив фразу, машу рукой.
— Ладно, понял, — не знаю, что он там понял, но тему закрываем, — Кстати, о Китае, точнее китайцах. Я тут нашим звонил, так вот, У и Чжоу пропали.
— Как пропали? — не на шутку переполошился я.
— Просто одним утром ушли и не вернулись.
— Так, и что?
— Борька у Ли спросил, тот ответил, что волноваться не надо, уехали по делам.
От сердца немного отлегло, непонятки продолжаются, но, похоже, это никак не связано с моими перипетиями. По крайней мере, их не похитили, не убили, а ушли они добровольно. Обидно, конечно, но переживу это.
— Уехали, значит, уехали, — устало откликаюсь, — Вольную им подписал, так что свободные люди, имеют право. Все равно отсюда ничего не сможем сделать. Еще что наши говорят?