— Ждут нас, они, похоже, след похитителей фур взяли. Я не все понял, Костин шифровался по телефону, но вроде как есть, кого расспросить, дело за твоими талантами.
— Хорошая новость. Еще что?
— У них больше ничего. Я пару вариантов для нас присмотрел, но решение за тобой. Ваньку проведал — обживается в общежитии, но хочет потом квартиру снимать. Тебе привет передает, ждет в гости. Предлагаю завтра утром склады посмотреть, Метлу навестить, и в Москву, если дел больше нет.
— Есть у меня одно дело. Так что ты в Москву, а мне задержаться придется еще на день-два.
— Фуры могут уйти, — предупреждает Олег.
— Плевать, мое дело важнее.
Земеля внимательно осматривает меня и веско произносит:
— Я с тобой тогда.
— Вряд ли тебя туда пустят, но, если останешься, буду благодарен. Мне спокойнее будет.
— Плохие предчувствия? — всерьез интересуется пилот.
— Нет, ничего такого. Хочу просто поговорить кое с кем.
Мне уже надоело, что многие вокруг знают обо мне больше, чем я сам.
Не пора ли узнать причину?
Интерлюдия.
Жарко. Стены монастыря давали прохладу, но при любом выходе наружу ряса липла и путалась в ногах, напоминая о принятом сане. Нет, старик не тяготился своим монашеством. Лет ему было немало, жена давно скончалась, упокой Господь ее душу. Да и молодым стоило дать дорогу…
— Господин, к вам посетитель, — постучавшийся послушник доложил как-то неуверенно, что сразу привлекло внимание.
— Ко мне? — мало ли кто мог приехать, но именно сегодня никаких визитеров не ожидалось.
— Он сказал — к монаху лет семидесяти восьми, принявшему сан в июле 1996 года, и, обладающему влиянием.
— Любопытно…
— Из всей братии только вы подходите под определение. И еще, он передал это, — послушник развернул грубоватую ткань, являя на свет старинную золотую чашу с вложенным документом, — Мы все проверили, чаша чиста, бумага тоже.
Лист бумаги гласил, что чаша датируется концом шестнадцатого века и с большой долей вероятности принадлежала первому в династии Романовых — Михаилу Фёдоровичу. Экспертное заключение было подписано директором Петербургского государственного музея и имело все необходимые печати и отметки об экспертизах. Приложенная к официальной бумаге записка гласила: «Я подумал, вам будет приятно вернуть имущество вашего предка. С всемерным уважением, Егор Васин (бывш. Васильев)»
— Наш пострел везде успел, — скрипуче пробормотал себе под нос монах.
— Еще что-нибудь было?
— Нет, господин, только это.
— Ну, что ж, уважим дарителя. Он еще здесь?
— Да, господин. Прикажете просить?
— Проси. Но не сразу. Пусть ко мне сначала Урский подойдет.
Глава 4
До сих пор не знаю, совершаю я ошибку или нет?
Вручив после долгих препирательств заготовленную посылку привратнику, удостоился короткой реплики:
— Ждите.
Ждал. Три часа на самом солнцепеке перед воротами кротости и смирения мне не прибавили, но деваться было некуда. Если визит к Задунайским превышал мой уровень на голову, то здесь я вообще был букашкой под микроскопом. Единственное, из-за чего сунулся сюда — страстное желание хоть как-то определиться с дальнейшими планами на будущее. Раз вселенная подкинула мне такой жирный бонус в виде второй жизни, да еще в не самых худших стартовых условиях, то глупо было бы не реализовать все давно похороненные в прошлом мире мечты и амбиции. Там мне во многом помешало ранение, слишком сложно привыкал к отсутствию ведущей руки, потом еще долго не мог адаптироваться к внезапно грянувшему капитализму и рыночным отношениям, а дальше — просто плыл по течению, решив, что мое время уже ушло. Так себе оправдания, если быть честным хотя бы с самим собой, но других нет.
— Надеюсь, ты не в монахи постригаться собрался? — надо отдать ему должное, Земеля молчал долго: и пока мы добирались сюда на электричке вместе с толпами вырвавшихся из плена душного города на природу отдыхающих, и пока мы шли по единственной дороге к монастырю, и во время моего разговора на повышенных тонах у ворот, но теперь даже его хваленое самообладание дало трещину под напором любопытства.
— Не дождетесь! Вы, значит, с Лехой гаремами меряться будете, а мне целибат блюсти? Не-е-ет, я еще посоревнуюсь с вами в этом деле…
Небывалая для этих мест жара не располагала к дальнейшему диалогу, так что ленивый переброс фривольными шуточками увял сам собой на некоторое время.