Буфетчик торопливо налил себе стаканчик виски и выпил.
– Это понятно. Вообразите, что вам надо отсидеть какой-нибудь месяц, а тут толпа явилась линчевать… Вы бы тоже испугались, что перепутают.
– Вот и я говорю… Вроде бы даже жалко стало. Ну, добрались мы до камеры негра. А он стоит тихо, глаза закрыты, словно пьяный. Один парень сбил его с ног, а он поднялся, тогда кто-то повалил его, сел верхом и стал бить головой о цементный пол.
Майк склонился над стойкой и постучал по полированному дереву указательным пальцем.
– Конечно, это только моя догадка, но мне кажется, что здесь он и кончился… Когда я помогал сдирать с него одежду, он ни разу не шевельнулся и, когда вешали, тоже не дергался. Нет, сэр, я думаю, что он умер еще тогда, когда тот парень колотил его головой об пол.
– Ну, не все ли равно, когда пришел ему конец?
– Не скажите. Надо, чтобы все было, как положено. Раз уж дошло до этого дело, он должен был получить все, что ему причитается.
Майк полез в карман брюк и достал клочок грубой бумажной ткани.
– Вот кусок от его штанов.
Буфетчик наклонился и стал разглядывать ткань. Потом поднял голову и посмотрел на Майка.
– Я дам вам доллар за это.
– Не выйдет!
– Хорошо. Дам два доллара за половинку лоскута.
Майк посмотрел на него с подозрением.
– А для чего он вам?
– Сейчас скажу. Дайте вашу кружку! Выпейте ее за мой счет. Я приколю его к стене, а под ним повешу маленькую табличку. Ребятам, что ходят сюда, будет интересно взглянуть на это.
Майк разрезал карманным ножом лоскут надвое и получил от буфетчика два серебряных доллара.
– Я знаю одного человека, который делает рекламные таблички, – сказал маленький буфетчик. – Он заходит сюда каждый день. Он сделает мне маленькую красивую табличку, и я повешу ее. – Потом он вдруг осторожно спросил: – Как вы думаете, шериф арестует кого-нибудь?
– Конечно, нет. Очень ему нужно раздувать это дело! Сегодня в толпе было немало избирателей. Как только все разойдутся, шериф приедет, снимет негра, и все будет в порядке.
Буфетчик поглядел на дверь.
– Кажется, я ошибся… Думал, ребята захотят выпить. Уже поздно.
– Да и мне пора домой. Устал я что-то.
– Если вам на южную сторону, так я закрою бар и пойду с вами. Я живу на Восьмой улице.
– Что вы говорите! Это всего в двух кварталах от моего дома. Я живу на Шестой. Вы, наверно, каждый день проходите мимо моего дома. Странно, что я ни разу вас не встретил.
Буфетчик вымыл кружку Майка и снял свой длинный передник. Надев шляпу и пальто, он подошел к двери и погасил красную неоновую вывеску и свет в баре. Минуту оба они постояли на тротуаре, глядя в сторону парка. В городе было тихо. От парка не доносилось ни звука. Невдалеке от них прешел полицейский, освещая фонариком витрины.
– Видите? – сказал Майк. – Словно ничего не случилось.
– Я думал, что ребятам захочется выпить пива, но они, возможно, пошли в другой бар.
– А я что вам говорил?
Они пошли по пустой улице и у деловых кварталов свернули на юг.
– Моя фамилия Уэлч, – сказал буфетчик. – Я живу в этом городе всего два года.
Майку снова стало тоскливо.
– Странно… – сказал он и, помолчав, продолжал: – Я родился в этом городе, в том самом доме, в котором живу сейчас. У меня жена, а детишек нет. Мы оба родились в этом городе. Нас все знают.
Они прошли вместе еще несколько кварталов. Магазины кончились, вдоль улицы выстроились красивые дома, перед домами были разбиты палисадники и подстриженные газоны. Высокие густые деревья загораживали уличные фонари, густые тени падали на тротуар. Обнюхиваясь, брели две собаки.
– Интересно, что за человек был этот черномазый? – спросил Уэлч.
– Все газеты писали, что он был негодяй, – с тоской проговорил Майк. – Я читал газеты. Все газеты так и писали.
– Я тоже читал. Но в том-то и штука – я знавал очень хороших негров.
Майк обернулся к нему и сказал негодующе:
– Ну и что ж, я сам был знаком с чертовски хорошими неграми. Я работал бок о бок с неграми, и они были не хуже любого белого человека… Но они же не были негодяями!
Его горячность на мгновение смутила маленького Уэлча. Помолчав, он сказал:
– Но вы ведь не знаете, что он был за человек?
– Не знаю… Он только стоял, не двигаясь, рот закрыт, глаза зажмурены, руки повисли. А потом один парень ударил его. Думаю, он был уже мертв, когда мы выволокли его из тюрьмы.
Уэлч шагал рядом, оглядываясь по сторонам.
– Красивые садики на этой улице. Должно быть, стоят немалых денег. – Он придвинулся почти вплотную, плечо его коснулось руки Майка. – Я никогда не участвовал в линчевании. Скажите, что чувствуешь… потом?
Майк резко отодвинулся от него.
– Ничего после этого не чувствуешь.
Он опустил голову и прибавил шагу. Маленькому буфетчику пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него. Улица здесь была освещена хуже. Стало темней и спокойней. Майк вдруг выпалил:
– Такое ощущение, будто ты вымотался до полусмерти, но и удовлетворен чем-то. Будто довел до конца какое-то дело, но устал и спать захотелось. – Он убавил шаг. – Глядите, на кухне свет. Я здесь живу. Моя старушка ждет меня.
Он остановился у небольшого дома. Уэлч нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Заглядывайте ко мне, когда вам захочется пива или чего покрепче, – сказал он. – Бар открыт до полуночи. Друзей я принимаю хорошо.
И он засеменил прочь, похожий на старую мышь.
– Спокойной ночи, – сказал ему вслед Майк.
Он обогнул дом и направился к боковой двери. Его жена, худая, раздраженная, сидела у открытой газовой духовки и грелась. Когда Майк появился в дверях, она взглянула на него с обидой. Потом глаза ее расширились, она не отрывала их от его лица.
– Ты был с женщиной, – сказала она хрипло. – С кем ты был?
Майк засмеялся.
– Ты думаешь, хитрее тебя нет никого на свете, а? С чего ты взяла, что я был с женщиной?
– Ты думаешь, я не могу определить по твоему виду, что ты был с женщиной? – резко произнесла она.
– Хорошо же, – сказал Майк. – Раз ты считаешь себя такой хитрой всезнайкой, то я тебе ничего не скажу. Только тебе придется подождать утренней газеты.
В глазах ее любопытство боролось с недоверием.
– Негра линчевали? – спросила она. – Все говорили, что его собираются повесить.
– Узнавай сама, если уж ты такая хитрая. Я тебе ничего не скажу.
Он прошел через кухню в ванную. На стене висело небольшое зеркало. Майк снял кепку и всмотрелся в свое лицо.
– Черт возьми, она права, – пробормотал он. – Ну в точности такой вид.