- Это все, что я знаю, - сипло вздохнула она, окончив рассказ. – Прости, Адвен. Может, ты хотел услышать больше…
- Мне вполне достаточно твоей информации, спасибо, - искренне поблагодарил ее Сурана. – Я работаю тут, в Клоаке, и могу иногда заходить к тебе. Подкину еще деньжат.
- Просто так?
- Поверь мне, твои сведения намного важнее, чем тебе кажется. Они стоят достойной оплаты.
- Не буду даже спрашивать, зачем они тебе, - чуть отвернувшись, сказала магесса. – Просто… Не понимаю я, Адвен. Ты осуждаешь отступников – а сам-то ты кто?
- Я Серый Страж, - с тихим достоинством ответил эльф. – Победа в войне, бдительность в мире, жертвенность в смерти. В войне мы уже победили. Теперь настала пора проявить бдительность… ибо, может быть, скоро нас ждет нечто похуже порождений тьмы.
- Главное – не спеши с жертвенностью. – Эвелина впервые за все время их разговора улыбнулась. – Спасибо тебе, Адвен. Хоть мы и не были раньше близкими друзьями, а все же ты – первый, кто захотел мне помочь.
- Своих в беде не бросают.
Девушка снова обняла его, и на этот раз Адвен ответил на объятие, уже успев притерпеться к запаху. Все же ему было жаль Эвелину – неплохая девушка, добрая, а вынуждена ютиться в трущобах, да еще и кормить двух ферелденских сирот.
И, когда он, осыпанный ее благодарностями, направился домой, о полученных сведениях совсем не думалось. Сураной овладела тоска – и бессмысленная обида на судьбу, которая порой бывает так жестока к ферелденцам.
Комментарий к Создатель, помоги отступникам
Название - отсылка к песне “God Help The Outcasts” из диснеевского мультфильма “Горбун из Нотр-Дама” :)
========== Безысходность ==========
Используя полученные от Эвелины сведения, Сурана принялся систематизировать свои заметки. По-хорошему, конечно, надо было бы составить второй отчет для Феликса, но тогда пришлось бы сознаться в бегстве Андерса и тем самым лишить себя единственной официальной причины находиться в Киркволле. Мрачная, гнетущая атмосфера города давила на эльфа, но в то же время пробуждала неподдельный интерес. В Ферелдене Адвен никогда не чувствовал ничего подобного, даже когда они с Феликсом распутывали паутину заговора баннов против Серых Стражей. Здесь все было на порядок серьезнее – и на порядок сложнее. У магов имелись все причины ненавидеть храмовников и мечтать отомстить им за репрессии. У храмовников имелись все причины ненавидеть магов за их нарочитое пренебрежение к заповедям Церкви и Круга (и, надо сказать, Сурана в этом отношении поддерживал храмовников). У Церкви имелись все причины не склоняться в чью-либо сторону – поддержка магов обернулась бы бунтом храмовников и мирян, поддержка храмовников переполнила бы чашу терпения магов и людей, не согласных с политикой Мередит. Наконец, имелись еще кунари, но об их мотивах эльф имел весьма смутное представление – и, надо сказать, вообще мало ими интересовался. Было ясно, что кунари хотят напасть на город – во имя чего, было уже не столь важно. Главное, что в этом случае будут жертвы со всех сторон, и если маги с храмовниками не помирятся хотя бы на время, то вряд ли кто-то сможет отразить натиск рогатых великанов. Единственное, в чем Адвен был более-менее уверен – кунари не были никоим образом связаны ни с какой силой в городе. Правда, сын наместника питал нездоровый интерес к их странной религии, но это было личное дело сына наместника: в остальном кунари вели себя на удивление цивилизованно.
До недавних пор.
Сурана заметил, что в эльфинаже становится меньше народу. Поскольку в городе не свирепствовала никакая эпидемия, то эльфы не умирали, а просто куда-то уходили. Но куда могут податься «податливые остроухие создания, живущие в нищете»? (В свое время Адвен здорово разозлился на эти слова еще и потому, что их расу с удивительной меткостью описал какой-то пришлый кунари.) Расспросив Рибу, Сурана выяснил, что его сородичи решили поискать счастья в Кун: серокожие гиганты обещали, что в их обществе каждый найдет свое место, и у каждого будет своя важная роль. Городские эльфы, всегда чувствовавшие себя лишь грязью под ногами людей, с охотой клевали на эту приманку и уходили в лагерь кунари. Народу там становилось все больше, в эльфинаже – все меньше. Хагрен был, конечно, этим недоволен, но поделать ничего не мог: кунари с готовностью заботились о новообращенных, этого у них было не отнять. «В конце концов, не стану же я за уши тянуть каждого обратно!» – говорил он, словно оправдываясь перед собой.
«Я бы тянул», – мрачно парировал про себя Сурана. Сама мысль о том, что эльфы могут спокойнее чувствовать себя среди косситов, чем среди сородичей, претила ему. Однако в лагерь кунари он соваться не собирался – кого попало туда не пускали, а нарываться на неприятности с целым боевым отрядом косситов эльфу не хотелось. Оставалось только ждать, что все-таки предпримут потенциальные захватчики, и попутно собирать новые сведения у Элланы, Эвелины и Мерриль.
Последняя, впрочем, его особенно новостями не радовала: долийка говорила либо о своем элувиане, который все никак не желал работать, либо о Хоук. По ее словам, Агнес после смерти матери все время проводила исключительно в обществе Фенриса и Варрика: только их она терпела рядом с собой, и только у них рыдала на плече. Мерриль, зашедшую как-то со словами утешения, ферелденка вежливо выставила вон; Себастьяна, несмотря на их дружбу, даже не пустила на порог; Авелин благоразумно решила подождать с визитами, пока Хоук не успокоится хоть ненамного. Изабела держалась от ферелденки в стороне, но по пиратке скучала только Мерриль – остальным с головой хватало своих забот. Варрик иногда делился с долийкой впечатлениями от разговоров с Агнес, и по его рассказам было понятно, что смерть Лиандры стала для ее дочери страшным ударом. Хоук не желала никого видеть, разворачивала обратно посланцев от наместника, сжигала письма с просьбами о помощи. Ей было наплевать на слухи о скорой войне с кунари, на весь Киркволл, вообще на все. Тетрас прилагал все усилия к тому, чтобы ферелденка, чего доброго, не спилась: в последнее время она часто появлялась в «Висельнике», поднималась на второй этаж к Варрику, и официантка методично относила наверх бутылку за бутылкой. В общем, проблемы Киркволла сейчас мог решать кто угодно, кроме почти потерявшей от горя человеческий облик Агнес.
Выслушав очередную порцию тоскливых завываний Мерриль, Сурана почувствовал, что Хоук в чем-то права. Хотя эльф в данный момент никого не потерял, ему тоже опостылело происходящее, опостылели злобно глядящие на него даже из Тени утесы Киркволла и все эти интриги и хитросплетения; тоскливые отповеди Мерриль доконали Адвена окончательно. Он решил наконец использовать «Висельник» по назначению и напиться с тоски. Выпроводив долийку и швырнув в карман горстку медяков – более крупные деньги вызвали бы ненужный интерес у бармена Корфа и других завсегдатаев – Сурана направился в таверну. Машинально оглядевшись по сторонам и не увидев ни Хоук, ни Варрика, ни кого-либо из знакомых ему лиц, он высыпал на прилавок несколько монет и устало буркнул: