Дуракаваляние мне вскоре наскучило, и я закруглился. Раненный в ногу храмовник оказался на земле. Надо отдать должное Умрехту, он не удивился, потому что заранее понял, что к этому все идет.
— Вы выиграли, барон, — церемонно сказал рыцарь, развалясь в пыли. — Возьмите мой меч!
Конечно, я взял меч. А также взял доспехи и, разумеется, коня. Я бы вообще отправил этого рыцаря в город в одних подштанниках, но Кодекс ничего не говорил о том, что победитель имеет право также и на одежду побежденного.
Глава 3
Я научился делать птиц и насекомых, но крупные животные пока не получались. Вот уже месяц в свободное время я безуспешно бился над созданием небольшой собаки. У меня выходил лишь нежизнеспособный уродец, и дядюшка Вилли смеялся надо мной своим противным скрипучим смехом. Сегодня этот смех долго шелестел в ушах и стучал в мою голову.
Я вышел от весельчака Вилли, поднялся по узким серым ступеням, миновал вечно неподвижного дядюшкиного стражника и оказался во внутреннем дворе замка. Здесь кипела жизнь. Один из моих крестьян упустил живого гуся, которого тащил на кухню, и теперь пытался вместе с сыном поймать его. Смышленый мальчик лет семи старательно обходил большую клумбу, покрытую ростками цветов. Эта клумба занимала самое почетное, центральное, место во дворе замка и принадлежала моей ключнице Веронике. Костоправ Цимес о чем-то болтал с одним из солдат гарнизона. Цимес никогда не снимал кожаный фартук и был похож на кузнеца. Сам же кузнец почему-то ругал тощего подмастерье, грозно размахивая большими щипцами.
— Ты его хочешь убить этой штукой? — я остановился рядом с покрытым копотью плечом Мика.
— Доброго вечера, господин барон! — кузнец коротко поклонился. — Не собираюсь я его убивать, а просто хочу дать ему пинка под зад и отправить побираться к чертовой матери. Он не на что больше не способен! В горне почти погас огонь, в то время как этот стервец занимался черт знает чем!
Подмастерье смотрел в землю. На вид ему было лет четырнадцать. Из всей его неказистой щуплой внешности оттопыренные уши привлекали к себе наибольшее внимание.
— А что же он? Заснул? — спросил я. — Не выспался?
— Да куда там, дрых как сурок всю ночь, — горячо отверг мои предположения кузнец. — Я же помню ваш приказ о семичасовом сне для челяди. Он просто лентяй! Ему было лень поднять свой зад и проверить горн!
— Так ты лентяй? Это так? — я ожидал ответа, но подмастерье молчал. — Ну что ж, Мик, он исправится, полагаю. А если нет, то его ждет судьба Жульена из соседней деревни. Вряд ли он такое себе желает.
Подросток поднял голову и посмотрел на меня, не решаясь задать вопрос.
— Хочешь знать, что случилось с Жульеном? Так он тоже был ленивый, как ты. Его отовсюду выгоняли, и в конце концов он занялся разбоем с другими такими же. Повеселился месяц другой, пока кое-кто его не поймал и не повесил на большом дереве. Постой… а кто же его поймал-то? А, вспомнил. Я это был! — я хлопнул подмастерье по плечу. — Исправляйся давай! А ты, Мик, погоди, не выгоняй его. Кажется мне, он начнет стараться.
— Как угодно, господин барон. Я с ним уже измучился. В глазах кузнеца темнела безнадежность, а во взоре подмастерья, наоборот, сверкал страх.
Сбежавший гусь сумел закрепиться посередине клумбы, и никто: ни крестьянин, ни его сын не решались топтать цветы ключницы. Они бегали вокруг, размахивали руками и с опаской озирались на меня. Мне казалось удивительным: эти-то чего меня боятся? Я им, в отличие от соседей-баронов, ничего плохого не делал: не травил их посевы лошадьми, не жег дома, не похищал молодых девиц. Наоборот, я постарался донести до каждого свои требования и дал понять, что сверх того от них ничего не хочу.
— Арт! Арт! — раздался знакомый баритон.
Я обернулся и, конечно, увидел Никера, спешащего ко мне. Певец посеял где-то свою любимую шапку с пером, и теперь его длинная коричневая шевелюра трепалась на бегу, как камыши в бурю.
— Арт! Ну, все, теперь у нас настоящие проблемы! — Никер начал говорить, только когда приблизился, чтобы никто не слышал. — Похоже, война.
Я кивнул на большую полукруглую дверь, и мы направились в главный зал.