Марсиане считали, что с продлением жизни обретается мудрость и некие моральные обязательства, и синтезировали свои препараты соответствующим образом. Знаменитая «четвертая стадия жизни», зрелость после зрелости, изменяла сознание: агрессивность снижалась, сочувствия к другим, наоборот, становилось больше. Сандра считала это неплохой идеей, но не видела шансов на ее коммерческий успех. Умельцы черного рынка сумели отпереть «замок» биохимической комбинации и создали более успешный продукт. Теперь обладатель больших денег и нужных связей мог прикупить себе двадцать-трид- цать лет жизни, не испытывая при этом ненужного прилива человеколюбия.
Все это, ясное дело, было совершенно незаконно, но очень прибыльно. Всего неделю назад ФБР накрыло дилерскую сеть во Флориде, в Бока-Ратоне, прокручивавшую за год больше наличности, чем пятьдесят самых крупных в мире корпораций, — и это была всего лишь часть рынка. Боуз прав: в конце концов почему бы не воспользоваться готовностью кое-кого выкладывать за продление жизни головокружительные суммы?
— Снадобье долголетия — непростая штука, — продолжил Боуз. — Это и молекула, и целый организм. Требуется запас генетического материала, производительный биореактор, много различных чистых химикатов и катализаторов. Понятно, что приходится платить кое- кому за согласие отвернуться.
— В том числе чинам из хьюстонской полиции?
— Вполне логичное умозаключение.
— Вы располагаете информацией?
Он пожал плечами.
— Но ведь у вас есть, куда обратиться, не знаю, хотя бы в ФБР или в управление по борьбе с наркотиками…
— Уверен, федеральным органам сейчас не до этого.
— Допустим. — Сандра вздохнула. — Но как все это связано с Оррином Матером?
— Дело не в нем самом, а в том месте, где он работал. Как только он вылез из автобуса, его нанял некий Файндли, владелец склада — перевалочного пункта для всякой пластмассовой дешевки из Турции, Ливана, Сирии… Большинство его работников это иммигранты без документов… Он не спрашивает их номеров социального страхования и платит наличными. Оррин делал у него то, к чему привык — таскал и грузил. Файндли он показался необычным работником, поскольку являлся на работу вовремя и трезвым, проявлял толковость при выполнении поручений и никогда ни на что не жаловался, не искал местечко получше, если ему вовремя платить. Со временем Файндли перевел его в ночные сторожа. С полуночи до рассвета Оррин сидел взаперти на складе с телефоном и совершал обход по графику. Заметив что-то неожиданное, он обязан был позвонить по определенному номеру — вот и все обязанности.
— По определенному номеру? Не в полицию?
— Какая полиция! Через этот склад проходили не только штампованные игрушки и кухонные изделия из пластмассы, но и специфические химикаты, предназначенные для черного рынка.
— Оррин знал что-то об этом?
— Пока неясно. Возможно, он что-то заподозрил. Во всяком случае, пару месяцев назад Файндли его уволил — возможно, потому что Оррин слишком близко познакомился с характером его деятельности. Некоторые незаконные партии товара поступали на склад на считанные часы, за ними быстро приезжали. Оррин мог увидеть кое-что, не предназначенное для его глаз. Увольнение стало для него ударом — думаю, он отнесся к этому как к наказанию за какой-то проступок.
— Он вам об этом говорил?
— Немного и нехотя. Он, дескать, не сделал ничего плохого и мог бы поработать еще…
Сандра попросила у Боуза еще пива, чтобы было время пораскинуть мозгами. Только что услышанное еще больше ее запутало, и она решила сосредоточиться на том, в чем хорошо разбиралась и на что могла повлиять: на обследовании Оррина в приюте.
Боуз принес новую бутылку, она взяла ее, но тут же поставила на столик, весь в пятнах от бутылок, стоявших на нем раньше. Ему нужна новая мебель, мелькнуло у нее в голове. Или хотя бы набор подставок…
— Вы считаете, что Оррин мог располагать информацией, опасной для преступников-контрабандистов?
Боуз кивнул.
— Это не имело бы последствий, если бы Оррин был просто одним из бродяг, ненадолго нанимавшихся на склад Файндли. Он бы уехал отсюда, нашел другую работу, убрался с глаз долой, примкнув к другим нищим бедолагам. Но он опять всплыл, когда попал к нам. Хуже того, когда его спросили, где и когда он работал, он рассказал о шести месяцах, проведенных на складе. От названных им имен некоторые забеспокоились.