– Чисто мужик рассуждает! – громко прошептал купец Силуянов.
Он-то сказал это в знак полного презрения.
А у Петра Петровича от этих слов защемило сердце.
– Он сам, – гремел Чернов – собственностью был. Его самого, как борзых щенят, продавали. А он сквозь всё, сквозь всё вынес в сердце своём: земля, как воздух, – свободная стихия. И этот-то народ с такою для мира новой, грандиозной мыслью в уме и душе, – вы хотите, чтобы что сделал? Конституцию, которая у всякого народишки есть, себе устроил? Только?
– Но позвольте, коллега! Это… только первая ступень, – крикнул Зеленцов.
– Без ступеней шагнёт! – покрыл его своим рёвом Чернов. – Никаких станций, в роде ваших, зеленцовских, никаких полустанков, в роде г. Кудрявцева! Некогда! На станциях простоишь, только к цели позднее приедешь. Довольно этой лжи и обмана, пользуясь темнотою и непониманием, смешивать вопросы политические с экономическими. Довольно морочить людей, чтобы они кровь лили. Завоюют они вам конституцию. Во Франции – республика, однако в рабочих при забастовках стреляют не хуже. Политические перевороты экономических вопросов нигде не разрешают.
– Неправда. Ложь! – закричал Зеленцов. – Мы добьёмся законов, регулирующих…
– Знаем! – опять покрыл его Чернов. – Свобода стачек. Но и «свобода работы». Во Франции, где-нибудь в Кармо, забастовали угольщики. Бастуйте! Законом стачки разрешены. Но стягивают войска. Посылают тридцать провокаторов, «желающих начать работу». Комедия! Что тридцать человек там, где три тысячи рабочих нужно? Рабочие мешают провокаторам войти в шахты. «Пли!» Свобода работы! Это уже не «усмирение», это – «охрана работы». Знаем мы эти фокусы! Забастовка – ничего. Но вот мальчишки сдуру у фабриканта на дворе автомобиль расшибли. Этим летом было во Франции. Мэр – социалист – сию минуту к телефону: «Пришлите войска. Начались насилия». И в результате за несколько разбитых какими-то шалунами стёкол – залп. И убит рабочий. Дорого за стёкла берут и в республике! Выйдите же к рабочим, которым вы льстите, называя их «сознательными», и скажите, – как повар цыплят спрашивал: «Вы под каким соусом хотите, чтобы вас приготовили: под белым или под красным?» – «Вы как, господа, предпочитаете, чтобы в вас стреляли: для „усмирения“ или во имя „свободы труда“?» Мессианство – маленькая болезнь, которой страдают все народы. Французы думают, что мир спасут они, потому что они создали великую революцию и провозгласили «права человека». Немцы думают, что они спасут мир своей наукой. Даже негры, и те думают, что они больше всех страдали, а потому они и народ Мессии. В кочегары нанимаются, в аду настоящем через океан переезжают, чтобы в Лондоне в Гайд-парке «Европу учить терпенью и кротости, тёплой вере и непрестанной надежде». А у русского народа есть, действительно, что принести миру новое и чем перевернуть мир. Мысль – только у русского народа живущую, остальному миру неизвестную или, быть может, позабытую – «земля – стихия»– принадлежит всем, как воздух! Не может принадлежать в отдельности никому. Два слова. А какой переворот в мире должны они вызвать. И завтрашний. мир, действительно, не будет похож на сегодняшний. Вот призвание русского народа, его мессианство. И об этом мессианстве были уже пророчества. «Великая социальная революция придёт с Востока!» сказал ваш Карл Маркс.
– Merci[6], значит, за подарок Карла Маркса! – крикнул Зеленцов. – Но мы сошлись не для академических, значит, рассуждений, а для практической деятельности. Ваши рассуждения не укладываются ни в одну программу!