– Ужас! Возмутительно! Безобразие.
– Ты себе представить не можешь, что делается. Я взволнована. Не могу тебе рассказать подробно. Но ужас! Ужас! Один ужас! Я сейчас видела madame Плотникову. Она была, где я, – у Васильчиковых. Показывала письма, какие они получают ежедневно. Безграмотные. С угрозами смерти. Какие-то приговоры. «Мы, истиннорусские люди и патриоты своего отечества, постановили покончить с тобой и с твоими щенятами». И всё это безграмотно, каракулями. Страшно! Какой-то тьмой веет. Веришь ли, самое ужасное в этих письмах, это – их безграмотность. Я не могу видеть этой буквы «ять», которая по ним прыгает, – словно удар дубиной, – куда ни попадя. Madame Плотникова говорит: «С тех самых пор, как муж тогда в собрании сразился с Петром Петровичем, мы не знаем секунды спокойной»…
Пётр Петрович вскочил:
– Я еду к полицмейстеру. Мне не хотелось бы обращаться к губернатору, но если придётся, я поеду и к нему. Я поеду куда угодно…
– Да ты же здесь при чём?
– Ах, матушка! Не желаю же я, чтобы, рассказывая грязные, отвратительные, ужасные истории, в них упоминали имя Кудрявцева. Только этого ещё недоставало. Только этого!
И Пётр Петрович поехал к полицмейстеру.
Полицмейстер принял Петра Петровича, «в виду теперешних отношений губернатора», немедленно, стараясь быть как можно «корректнее»…
Он любил говорить:
– В нашем деле корректность – это всё.
Полицмейстер «самым корректным образом» указал Петру Петровичу на стул и пододвинул ему серебряный ящик с папиросами:
– Дюбек выше среднего. Не угодно ли?
XVI
– Благодарю вас! – Пётр Петрович мягко отодвинул серебряный ящик с папиросами. – Я приехал к вам по чрезвычайно неприятному делу. Вам, конечно, известно, что вчера чёрная сотня…
Полицмейстер сделал безумно удивлённое лицо:
– Виноват-с! Как вы сказали?
– Чёрная сотня!
– Не слыхал-с!
Полицмейстер с недоумением пожал широкими плечами:
– Приходилось, действительно, в некоторых бьющих на сенсацию уличных листках видеть такое название. От некоторых бьющих на популярность адвокатишек, докторишек, учителишек…
Пётр Петрович добродушно улыбнулся:
– Ну, милый г. полицмейстер, нельзя же требовать, чтобы все люди были полицейскими! Можно позволить, чтоб люди были и докторами, и адвокатами, и учителями. Я не знаю, как вы называете. Но «чёрной сотней» эти банды зовёт не несколько листков, а все русские газеты, за исключением трёх-четырёх. Точно так же зовут их не некоторые доктора, – или «докторишки», на полицейском языке, – а вся Россия, опять-таки за редкими исключениями… Не перебивайте меня. О названиях мы спорить не будем. Я не за тем, конечно, к вам приехал. Так вот… Вам, конечно, известно, что эти «хулиганы», или «джентльмены», – это всё равно, – что толпа этих господ произвела вчера возмутительное безобразие у дома г. Плотникова…
– Мне известно это, как всё, что случается в городе! – с достоинством ответил полицмейстер.
Он решил «дать урок» этому господину.
– Я вас поздравляю.
– Не с чем. Этот же случай известен мне в особенности, так как только благодаря чинам вверенной мне полиции сообщники г. Плотникова, собравшиеся к нему под видом гостей, остались невредимы и избегли негодования возмущённой толпы. Это ещё один случай, когда полиция, именно полиция…
Полицмейстер снисходительно улыбнулся:
– …спасла врагов существующего порядка.
И он с гордостью выпалил:
– Странная аномалия, похожая на парадокс!
– Однако при этом парадоксе Плотникову проломили голову.
– Могло кончиться и хуже! – наставительно заметил полицмейстер.
– И полиция явилась только в три часа ночи!
– Полиция является на помощь, когда её призывают. Полиция не может насиловать людей своей помощью!
– Но им, может быть, нельзя было выбраться из дома, чтоб послать за помощью.
– Мне об этом ничего неизвестно. Вы говорите: «может быть». Значит, и вам положительно ничего неизвестно. Оставим говорить о том, чего мы не знаем, и перейдём к фактам. Мне очень прискорбно, что вам, – что именно вам – эта история передана, очевидно, в совершенно превратном освещении.
– Почему же «именно мне»?
– В виду отношений к вам г. начальника губернии, его превосходительства. Если я имею удовольствие видеть вас потому, что вы явились жаловаться на действия полиции, – я свой взгляд на это уже изложил. Я вижу в этом только новый, случай спасения полицией врагов существующего порядка. Только! Так я и доложил по начальству. На основании проверенных фактов.