— Ты не станешь же меня уверять, что на мальчугана может уйти весь доход?
— О, Франц, милый, ты хочешь занять у меня денег? Сколько тебе надо?
Он слегка покраснел, но чувство стыда не помешало ему слегка округлить сумму, которую он собирался попросить.
После этого его отношение к Ирэн сделалось покровительственным, он остался к чаю и, наконец, удалился как раз в тот момент, когда дядя Габриэль появился в галерее.
ГЛАВА V
Габриэль фон Клеве жил вместе со своей сестрой и ее семьей в их особняке на Херренгассе.
Ряд его комнат выходил в длинный коридор, отделенный от остального помещения дверью, обитой бязью.
Его старый слуга, вывезенный из Италии, Амадео, нетерпеливо ждал, когда, наконец, его господин возвратится из замка. Амадео имел сообщить ему новость, важную новость.
Как и его господин, он также был маленького роста, сутуловат и небрежно одет, но двигался с большой легкостью; крайняя некрасивость его лица искупалась необыкновенно добрыми и ласковыми глазами. Он вытащил свои серебряные часы, подарок профессора, и с тревогой посмотрел на них; потом бросился назад через обитую дверь и заглянул в комнату.
Увидев там высокого молодого человека, который курил папиросу и читал газету, он быстро вернулся на свое место.
Когда он услышал звук колес, он побежал к большому окну и выглянул наружу. При свете экипажных фонарей он увидел, как слуги помогали его господину подниматься по широкой мраморной лестнице.
В одну секунду Амадео очутился за дверью и скатился вниз по лестнице; через пять минут дядя Габриэль фон Клеве вошел в коридор, опираясь на его руку.
— Все ли у нас благополучно, Амадео? — спросил он.
— Не беспокойтесь, все в порядке, даже очень хорошо. Пожалуйте сюда.
Он отворил дверь и сказал: «Сюда!», указывая свободной рукой на молодого человека, который вскочил на ноги.
— Мой дорогой, дорогой мальчик, — нежно проговорил старик, когда молодой человек поднялся ему навстречу. Мой дорогой Теодор, когда ты приехал?
Молодой человек обхватил его руками и подвел к креслу.
— Сегодня в полдень, — сказал он. — Как это хорошо, что мы опять увиделись.
Амадео стоял, глядя на них с выражением кроткого блаженства; затем исчез, тихо затворив за собою дверь.
— Знаешь, — сказал профессор, — у тебя вид… как бы это выразиться… совсем удовлетворенный, не правда ли?
— Более чем удовлетворенный! Мы только что вернулись после того, как превосходно провели время. Мы совершили экспедицию на Гималаи — Фриц фон Тури, один очень милый молодой англичанин, по имени Треверс, и Курт. У нас была чудесная ружейная охота, и мы открыли новый горный проход, так что поработали недурно.
Дядя Габриэль смотрел на высокую фигуру, стоящую перед ним, на прямую, ровную линию плеч и спины, на обветренное худощавое лицо и светлые глаза.
Теодор Шторн был приемный сын любимой сестры Габриэля фон Клеве, его родная мать умерла через год после смерти его отца, и Тония фон Клеве сразу же усыновила своего крестника, а после ее смерти, случившейся через десять лет, дядя Габриэль взял мальчика на свое попечение.
Теперь у Теодора обнаружилось призвание; по собственному выбору и с одобрения старших он сделался путешественником-исследователем.
Когда Теодор уехал, жизнь дяди Габриэля потеряла много тепла и света. Это был юноша с прямым характером, до конца чистый и честный.
Теодор закурил другую папиросу и без стеснения сел на ручку кресла дяди.
— Как славно! — сказал он, положив свою смуглую руку на тонкую белую руку старика. — Кстати, я слышал, что граф фон Клеве умер.
По лицу дяди Габриэля пробежала тень.
— Да.
— И мальчик — прямой наследник?
— Да.
Теодор поднялся и отошел к горящему камину. Он стоял, поглаживая рукой затылок.
— Значит, Ирэн теперь свободна?
— Да, — опять повторил дядя Габриэль. Теодор проницательно посмотрел на него.
— Вы мне ничего больше не скажете?
Вошел Амадео, чтобы накрыть стол для обеда. Собеседники заговорили о разных мелочах.
— Когда будет готова твоя новая книга? — спросил дядя Габриэль.
— Право, не знаю. Еще надо поработать. Я должен сдать ее в мае.
— Это о Тибете?
— Да, отчет о миссии, выполненной мною для правительства. За это хорошо платили.
И с улыбкой, от которой у него выступили морщинки вокруг глаз, прибавил:
— Вероятно, кое-что смогу уделить для ваших бедняков.
— Пожалуйста, — произнес старый профессор, тоже улыбаясь и протягивая руку.