Переезд из города в деревню, молодой месяц, сладкий аромат раннего утра и росы, все это будило в нем неизъяснимые желания. Это было желание не то молиться, не то любить, не то чем-нибудь показать себя.
Он быстро прошел через двор, держа под мышкой свою возлюбленную скрипку. Затем, охваченный мгновенным вдохновением, взял ее в руки и начал играть. Он играл один из порывистых, волнующих венгерских любовных напевов, и, играя, он слегка приплясывал на старых серых камнях.
Он рассмеялся заглушенным смехом, когда, наконец, остановился, увидев, что уперся в стенку.
Спать? В такую ночь? В комнате вместе с виолончелистом, в комнате, похожей на гумно?
«Благодарю покорно», – вежливо прошептал он. Отчего не поехать сразу домой на возке, запряженном пони? Что до литавров и барабанов, то пусть их владельцы везут их на своих коленях или на головах. Жан в это утро обо всем подумал. Он отворил дверь в конюшню и быстро окинул взглядом внутреннее помещение.
Две лошади оглянулись на него. Жан раскланялся с ними и, затворив эту дверь, открыл следующую.
Большой фургон.
– Проклятье! – пробормотал он, закрывая и эту дверь.
Он направился к третьей и открыл ее. На этот раз – маленький возок. Он хлопнул дверью, не думая о шуме. За пятой дверью он нашел пони, который крепко спал.
Жан помог ему проснуться и запряг его. Коляска стояла тут же под навесом.
Затем он снял свой воротничок и, позаимствовав полость с другой коляски, тихо поехал, правя сам, в жемчужную мглу. Его возлюбленная скрипка лежала рядом с ним; он ее заботливо уложил в футляр.
Он ехал вперед, совершенно не зная дороги, весело напевая. Вот и верстовой столб, выкрашенный в белое и черное и указывающий своим крылом: Вена. Жан направил своего пони, которого он окрестил Верленом, налево, в гору. Он совершенно не припоминал, чтобы проезжал накануне по этой болотистой местности, в которой теперь очутился. Он подобрал вожжи и начал есть бутерброды с ветчиной, которые он предусмотрительно припрятал в карман за ужином. Затем стал насвистывать какую-то мелодию, чтобы развеселить Верлена, который, как казалось, несколько упал духом.
Он сбился с пути и заехал в настоящее болото. Внезапно, в утреннем рассвете, он увидел человека, лежащего ничком около гигантской каменной глыбы.
Жан перекрестился, прежде чем остановить упрямого Верлена, и вышел из коляски. Он, кроме того, тщательно осмотрел скалу со всех сторон, и только убедившись, что за ней никто не спрятался, вернулся назад и, нагнувшись над лежащим человеком, тронул его рукой за плечо.
Человек зашевелился и присел, опираясь на землю руками. При этом он изрядно толкнул Жана.
Оба глядели друг на друга. Жан заговорил первый, пытаясь говорить по-немецки:
– Вы больны?
К его приятному удивлению, незнакомец ответил на превосходном французском языке:
– Я сломал себе ногу. Не могли бы вы довезти меня в вашей коляске до Вены?
Представление о том, что он действительно владелец настоящей коляски и лошади, доставило Жану большое удовольствие.
– Моя коляска и я к вашим услугам, мсье, – заявил он галантно. – Позвольте мне помочь вам подняться.
– Нет, – сухо ответил незнакомец, – я сам справлюсь.
Жан, у которого брови поднялись от изумления, а красные волосы развевались, утратив завивку на холодном утреннем ветру, стоял и смотрел, как незнакомец поднялся на ноги и, шатаясь и волоча одну ногу, дотащился до коляски.
Как только незнакомец уселся, он вытащил носовой платок и отер пот на своем бледном лице. Он продолжал моргать глазами, но резкая неподвижная линия рта говорила о сильной воле. Наконец он заговорил:
– У меня есть к вам очень неожиданная просьба, – сказал он. – Лучше не обещайте, если не можете исполнить. Я хотел бы, если это возможно, чтобы вы приютили меня у себя в Вене и позволили бы прожить у вас, пока моя нога не поправится. Можете вы это сделать?
В живом уме Жана промелькнуло подозрение. «Что это, – дуэль, драка?» – подумал он.
– Можете вы это сделать? – повторил незнакомец раздраженным голосом.
– Не совсем уверен, – ответил Жан хладнокровно. – У меня, к сожалению, только одна комната. Я артист, мсье, я скрипач.
Незнакомец что-то заговорил; при этом он соскользнул с сиденья и чуть не вывалился из коляски. С большим трудом Жан водворил его на место и закрыл дверцу. Он посмотрел на незнакомца, который, даже для неопытного глаза Жана, выглядел близким к обмороку.
Что делать? Ехать домой? Взять к себе незнакомца? А что, если это бедняк, не способный заплатить? Однако он не выглядел таким. Его одежда была сделана хотя из грубой, но все же дорогой материи. На его пальце было красивое кольцо. Он носил ботинки, которые должны были стоить изрядно дорого.
Жан свистнул от удивления. Затем он забрался в коляску и быстро поехал в сторону широкой дороги, которую теперь, при ночном рассвете, можно было ясно различить.
Незнакомец только два или три раза простонал. Он не подавал других признаков жизни.
Жан продолжал путь. Его мысль бешено работала, стараясь разгадать, что это за человек, что с ним случилось и почему он хочет скрыть происшедшее. Видимо, какое-то приключение произошло с ним, – а Жан любил приключения.
Он ни души не встретил на пустых улицах во время своей езды, хотя пони, стуча своими копытами по булыжной мостовой, производил отчаянный шум.
Когда, наконец, он остановил коляску у дверей своего дома, незнакомец зашевелился и привстал.
– Помогите мне выйти, – сказал он сухо.
Он так навалился на Жана, что тот чуть не упал, однако кое-как дотащил его до сеней, а оттуда и в свою комнатку.
Незнакомец опустился на кровать.
– У меня нет водки! – вскричал бедняга Жан. Он метался, как помешанный, подумывая о том, не обратиться ли к фрау Мюллер; но затем вспомнил, как она говорила ему, что эту ночь проведет у своей дочери.
А вдобавок еще надо вернуть коляску!
Он очень осторожно положил ноги незнакомца на постель, подсунул ему под голову подушку и бросился на улицу к пони. Конюшня была поблизости, но ему пришлось здорово колотить в ворота, пока не проснулись люди. Наконец, после горячего спора через окно с конюхом, он привязал вожжи по1ш к дверному замку и оставил его.
Дома незнакомец все еще безмолвно лежал на постели. Жан сварил кофе на своем примусе и предложил ему.
– Мсье…
Человек открыл глаза.
– Мсье, выпейте кофе. У меня, к несчастью, нет ни вина, ни водки.
– Очень любезно с вашей стороны, – пробормотал гость, принимаясь за горячий кофе. – Позовите доктора Мейерберга. Он живет на Глокенштрассе.
– Боже мой! – сказал Жан. – Мне еще надо управиться с коляской!
Тень улыбки появилась на лице гостя.
– Я вам с избытком возмещу за хлопоты, которые вам причиняю, – сказал он чуть-чуть ироническим голосом.
Жан рассеянно бросил: «Не беспокойтесь» – и кинулся менять свою рубашку. Он играл по вечерам во фраке, и его рубашка должна была прослужить еще, по меньшей мере, неделю.
Надев свою фланелевую рубашку и будничный костюм, Жан живо двинулся в путь, умиляясь своей доброте при таком нарушении своего спокойствия ради совсем незнакомого человека. Он испытывал сильный голод, но его укрепляла надежда, что незнакомец должным образом облегчит ему потом его обязанности.
Доктор Мейерберг занимал роскошную квартиру, и его лакей не выказал особенного желания сообщить ему о настойчивом посетителе. Все же, в конце концов, к Жану вышел доктор, с гладко выбритым лицом, покрытым шрамами, и с подстриженными ежиком волосами, – форма прически, которую Жан всегда называл «щетинкой» и очень не одобрял. Он выслушал молча рассказ Жана, затем также молча взял свой ящик с инструментами, снял шляпу с вешалки, сделал знак Жану и пошел впереди его по лестнице. На улице он нанял автомобиль.