– Женатый гений, какой редкий случай!
– Да еще проводит медовый месяц, – вдруг, появившись с балкона, бросила Ирэн. – Сколько сразу неприятностей, не правда ли?
Она улыбнулась Эльге невеселой улыбкой. Ей не нравилась близость Жана к ее гостье, и маневр с папиросой показался ей приемом дурного тона.
– Теперь горит. Спасибо. Ваша жена недовольна. На колени, мсье, и защищайтесь, но только не в этих туфлях, – добавила она со злой усмешкой. – Ирэн! – позвала она.
Та обернулась.
– Как ты позволяешь твоему гению носить такие туфли?
– Они невозможны, не правда ли? – равнодушно проговорила Ирэн.
В эту минуту в комнату вошел Поль.
– Милый друг, не позволяйте этой женщине изводить вас, – сказал он с усмешкой.
Жан кинул на Ирэн недовольный взгляд. Эльга засмеялась.
– Нам пора идти, – сказала она, поднимаясь. – Мы плаваем на яхте, как вам говорил уже Поль, и хотим проехать по Балтийскому морю в Рюген. Я слышала, что там есть очень приличный отель. Как вы здесь можете жить? – Она показала рукой на голые стены.
– Да, кое-как живем, – ответил Жан с усмешкой.
– Ужасно! – капризно сказала Эльга, – в такой обстановке проводить медовый месяц!
– Пойдем, Эльга, – сказал Гаммерштейн, – перестань изводить наших друзей.
Она засмеялась опять, поцеловала Ирэн и протянула Жану обе руки, которые он поцеловал, щелкнув при этом каблуками по всем правилам военного искусства.
– До свиданья, – раздалось у дверей.
– До скорого, – ответил Жан.
Ирэн помахала им рукой с балкона, пожелав счастливого пути.
Она видела, как они спустились к пристани и поехали в лодке к яхте, которая стояла на якоре в заливе. Издали она казалась большим белым предметом, напоминающим огромную птицу на воздухе. Ирэн медленно возвратилась в комнату, расстроенная, с тоской в душе.
В дверях появился Жан.
– Прошу тебя никогда не критиковать мою манеру одеваться при посторонних, – резко сказал он.
– Не глупо ли было так вести себя? – холодно проговорила она.
– Глупо? Это ты меня выставила дураком в глазах этих людей.
– Но ведь это фрау Гаммерштейн обратила внимание на твои ужасные желтые туфли!
Он покраснел от гнева.
– Дорогой Жан, неужели мнение Поля и Эльги имеет такое значение для тебя? Нельзя быть таким тщеславным.
Тщеславие, вероятно, единственный недостаток, в котором не следует обвинять любимого человека.
– Благодарю за любезность, – сказал Жан с презрительной улыбкой.
Ирэн имела неосторожность высказать мысль, пришедшую ей на ум.
– Какой ты ребенок! – Она с минуту посмотрела на него в смущении. – Жан, мы с тобой ссоримся!
– Не могу слушать этих глупостей, – сказал он и бросился из комнаты.
Ирэн, не шевелясь, сидела на диване. Как все это было глупо и неуместно! Всему виной были его туфли. Она приревновала его потому, что он дорожил мнением Эльги, а кроме того, ее очень раздражала Эльга, неустанно твердившая, что Жан гений. Вся радость этого дня развеялась как дым, без всякой серьезной причины. Они поссорились, как два капризных ребенка, и все же она чувствовала себя бесконечно оскорбленной. Он назвал ее глупой, и то, что он употребил именно это слово, вызывало в ней чувство отчуждения, больше чем все другое. Оно было вульгарно, обидно и оскорбительно. А тут еще эта нелепая шутка по поводу комнаты. Она окинула ее взглядом. Комната была маленькая и скромно обставленная, но… Это «но» заставило ее закрыть на минуту глаза. Они вошли в эти комнаты в первый день их совместной жизни, а теперь он их бранит.
Раздался звонок, призывающий к обеду. Она сошла вниз. Найдет ли она его там? Его не было. Только несколько человек сидело за дальним столиком, больше никого не было, кроме нее. Он не возвращался. Постояв в нерешительности у окна, она взяла книгу и зонтик, спустилась с лестницы и вошла в сад. В конце сада висел гамак. Она легла в него. Оттуда можно было видеть вход в гостиницу.
Она давно не была несчастна; почти забыла о своих прежних страданиях. Три, почти четыре месяца подряд она каждый день видела Жана и ни о чем не думала. Не было времени заняться этим. Вдруг ей пришла в голову мысль: как легко женщины отдают свою жизнь! Мужчина встречает женщину, они влюбляются друг в друга и сразу же без всяких расспросов, не узнав друг друга как следует, отдают один другому самый драгоценный дар – свою жизнь. Однажды в бурный вечер пришел Жан и завладел ее жизнью. Она не признала тогда его прав, но его страсть захватила ее, нарушила ее покой и привела в смятение. Затем, на концерте, она все поняла. Как часто она смеялась, читая в романах описание любви между двумя людьми, вспыхнувшей после первой встречи! Это казалось ей таким глупым и нереальным. И вот почти то же самое случилось и с ней. В конце концов, разве отношение Ванды ко всей этой истории было так уж нелепо? Она не могла дать себе отчет в том взаимном быстром понимании и внезапном душевном влечении, которое возникло у Ирэн с Жаном. Слабый ветерок чуть-чуть колыхал листья на деревьях. Мысли беспорядочно толпились в ее голове. Ее прежняя жизнь, полная страха и унижения, годы замужества и, наконец, последнее испытание ее чести и положения в свете проходили перед ее глазами, волнуясь, как бурное море. Она закрыла глаза. Это хорошо, подумала она, что женщины рождены для того, чтобы любить своих детей. Она любила Карла всем сердцем; ей ясно припомнилось, как она в первый раз увидела его смешную маленькую головку. Она с ужасом ждала его появления. Его смешной ротик был очарователен, глазки смотрели удивленно, он беспомощно двигал ручонками. Теперь он был уже большой и не такой беспомощный. Она вздохнула. Планы относительно его будущего мелькали в ее голове. Он должен стать хорошим, честным человеком в жизни.
Кто-то вошел в калитку. Она быстро повернулась. Это не был Жан. Где он мог быть? Куда, в конце концов, он ушел? Взрослые мужчины и маленькие мальчики, как они похожи! Ей часто приходилось видеть, как Карл выскакивал из комнаты, покраснев и рассердившись из-за того, что над ним смеялись. Она видела лицо Жана, такое злое и расстроенное, и все только потому, что она назвала его ребенком. Но это было верно. Наступало время чая. Такой радостью было всегда пить чай вместе. Неужели он еще продолжает сердиться? Она поднялась в свою комнату и надела одно из его любимых платьев. Достала коробку его любимых папирос. Чай был подан в гостиной. Наконец, налила себе чашку чая. Был уже шестой час. Нежность постепенно уступала место чувству собственного достоинства. Он не имел права так с ней обращаться. Она решила отправиться в деревню.
Она медленно шла по маленькой улице, вымощенной булыжником, направляясь к внушительному зданию почты, в котором могла бы поместиться без затруднения вся остальная часть деревни. Она купила несколько марок и открыток. Почтальон как раз принимал вечернюю почту. Он передал ей с улыбкой письма. Это были письма от Ванды, Карла, няни, управляющего и три письма для Жана. Одно из них она узнала по тонкой бумаге; оно было от агентства печати; другое, написанное оригинальным почерком, явно пропутешествовало по всем прежним квартирам Жана. Вернуться домой или пройтись до Фленсбурга? Она решила прогуляться.
Дорога была совсем гладкая, окаймленная высокими деревьями. С правой стороны тянулась миниатюрная железная дорога. С шумом пронесся поезд. По другую сторону дороги рос белый и розовый клевер. Она встала на колени и нарвала цветов. Все-таки жизнь божественно хороша, и примирение после ссоры будет чудесным… На ее губах появилась усмешка. Как, однако, Жан вспыльчив и порывист! Она повернула за угол. Три человека шли ей навстречу. Солнце мешало ей разглядеть их, и она прикрыла глаза рукой. Одним из идущих был Жан, она сразу узнала его слегка раскачивавшуюся походку, характерную линию плеч и приподнятый кверху подбородок. С кем он мог быть? Он помахал ей рукой. Ирэн ответила. Это, вероятно, были случайные попутчики. Они подошли ближе; Ирэн узнала Поля и Эльгу Гаммерштейн. Сердце у нее сжалось. Значит, Жан был все время с ними.