Перед глазами Максима заплясали цветные пятна, из груди вырвался сдавленный кашель. Сквозь звуки расширяющегося портала до юноши доносилось тяжелое дыхание убийцы. Морган вновь оказался рядом, навис над своим врагом. Полные холодной ярости глаза создателя опаляли юношу. Казалось, на мгновение время замерло, и тут же возобновило ход, когда Эмиль подпрыгнул и всем весом опустился на голень противника.
Юноша не услышал, но почувствовал гулкий хруст ломающейся кости, и уже через секунду боль затопила все вокруг. Максим запрокинул голову и заорал, словно это могло помочь уйти от реальности, раствориться в звуке собственного голоса. Ему вторил испуганный вопль Насти.
Эмиль качал головой, почти сочувственно глядя на своего поверженного врага. Теперь исход схватки можно было считать предрешенным. Со сломанной ногой Максим не сумеет помешать Эмилю.
— Веришь ты или нет, мне жаль, что все так вышло, — хрипло произнес Эмиль, криво ухмыляясь и вытирая рукавом лицо, — пожалуй, придется мне довольствоваться собственным телом. Твое теперь никуда не годится.
Стискивая зубы от боли, Максим посмотрел в глаза своему создателю. Усмешка не покидала лица убийцы.
Его замысел удался…
Юноша умоляюще посмотрел на свою ногу, будто бы мог таким образом заставить ее восстановиться. Но чуда не произошло: кость сместилась, нога застыла в неестественном положении. Максим прерывисто вздохнул от боли.
Это конец…
Шамир напряженно прислушивался к Потоку и с ужасом понимал, что нестабильность, причиной которой, судя по всему, являлся открытый Эмилем Морганом портал, не исчезает, а лишь усиливается с каждой минутой. Кусая губу от волнения, медиум метался из стороны в сторону по комнате, не в силах найти себе места.
Большую часть своей жизни Шамир провел в четырех стенах. Как только он нашел свое призвание, работа с Вихрем стала для него превыше всего, и именно ею он жил все эти годы. Никогда прежде ему не приходилось чувствовать себя беспомощным и бесполезным — опытный медиум, он всегда находил ответы на вопросы своих учеников, его сил хватало, чтобы обеспечить им длинные, полные эмоций путешествия на просторах Потока. Однако теперь… теперь Шамир впервые чувствовал себя ни на что не годным трусом, который только и знает, что отсиживается в безопасном месте, пока другие (в том числе и его родная дочь) пытаются спасти множество миров. И, похоже, попытки невольно избранных героев не приводили к успеху. Вихрь становился все более нестабильным. Неизвестно, сколько должно пройти времени, прежде чем он начнет поглощать Красный мир, а за ним по цепной реакции накинется и на другие близлежащие реальности.
Нет, я не могу остаться в стороне сегодня. Значит, вот, что Поток готовил для меня…
На лице медиума появилась печальная смиренная улыбка. Любой человек, имеющий хоть малейшее представление о Вихре, поначалу интересуется собственной судьбой. И Шамир не был исключением. Его судьбу укрывал лишь один «узел», и тот не был таким тугим, какие затягивались группами вокруг Эмиля Моргана. Медиум сумел приоткрыть завесу и узнать, как будет развиваться его дальнейшая судьба. Уже много лет он жил, зная, что день, когда он осуществит переход потенциала самостоятельно, станет последним днем его жизни. Шамир был уверен, что этого никогда не произойдет, потому что знал, что таит в себе переход потенциала. Чтобы осуществить его, нужно отнять жизнь другого путешественника. По крайней мере, так медиум думал до сегодняшнего дня, и другие варианты попросту не приходили ему в голову.
Столько лет я работал с Потоком, и надеялся обмануть его? Я ведь знал, что это невозможно! Всегда знал…
Шамир неспешно проследовал к своему столу и открыл средний ящик, где в специальном отсеке стояла пробирка с кровью.
«Эксперименты Ирвина», — с досадливой улыбкой подумал медиум, — «мой любознательный ученик всегда хотел выяснить, чем потенциал отличает путешественников от обычных людей с точки зрения физиологии. Добраться до сути, понять, что именно позволяет Мастерам перемещаться сквозь Вихрь, открывать порталы… знал бы мой ученик, что подтолкнет меня к самоубийству своими изысканиями, наверное, никогда бы не оставил мне свою кровь. Близко бы к ней не подпустил. Но он не знал».
Шамир тяжело вздохнул и извлек из ящика пробирку. Немного поводив ей перед глазами, он пригляделся и убедился в собственной правоте — от крови Ирвина исходило заметное сияние, становившееся ярче с каждой секундой, пока кровь нагревалась до комнатной температуры.