Шагов за двадцать до партизан Саблин остановился и крикнул:
— Боец! Ты что, на пляже?
— Володя мгновенно побелел, повернулся к Деревяко, шепнул: «Думал, вернусь на родную землю, хоть на солнце погреюсь, а тут…»
— Ты слышишь?
— А кто вы такой, что запрещаете на солнце греться?
Деревяко нахмурился: теперь командир обвинит его: почему, мол, не сказал хлопцу, кто идет к ним.
А Саблин знал, что перед ним диверсант Бойкач, знал, из рассказов, и о его характере. Вот и хотел сразу ошеломить хлопца. Но получилась осечка, и, подойдя к Володе, он уже другим тоном сказал:
— А-а, новичок…
— Как видите, без бороды, — спокойно ответил юноша.
Саблин посмотрел на автомат, на гимнастерку, на пилотку со звездочкой.
— Откуда же вы?
— Товарищ командир, — Володя встал, взял гимнастерку, начал одеваться, — думаю, вам известно, кто я и откуда.
— Если бы знал, не стал бы спрашивать.
— Я долго воевал здесь до вас, был ранен, лечился в госпитале.
— А-а, так ты Бойкач, один из лучших подрывников? Сергеев только что рассказывал о тебе.
И Саблин хлопнул парня по плечу, оглядывая с головы до ног. Видно, оценивал Володю, но не как боевого товарища, а как соперника. Володя почувствовал это.
Деревяко незаметно ушел.
— Ты куда собираешься? — спросил примирительно Саблин. — Давай посидим, расскажешь, как там, за линией фронта.
— Тогда лучше в тенек. У вас теперь новые порядки: на солнце сидеть нельзя.
— Дисциплина, товарищ, нужна во всем, — многозначительно заметил Саблин.
— У партизана должна быть собственная, большая внутренняя дисциплина. Партизан в военное время — человек, который может одновременно быть и прокурором, и следователем, и адвокатом, и исполнителем вынесенного им же самим приговора. Нет статута, дающего партизану готовый рецепт на каждый случай жизни. Партизан должен сам хорошо ориентироваться в любых обстоятельствах и принимать правильные решения. В госпитале на эти темы было много разговоров. Так рассуждали мудрые, опытные командиры, и я с ними согласен.
— Ладно, не будем об этом. Садись. Лучше скажи, товарищ, чем ты хочешь теперь заниматься?
— Не понимаю вашего вопроса. Как это — чем? Тем, чем и прежде: диверсиями.
— Сергеев об этом говорил, но по дороге я подумал, что не совсем ладно получится с Миколой. Придется освобождать его от обязанностей командира.
— Почему? Разве нам не нужны другие диверсионные группы? Мне известно, что вы, как знаток подрывного дела, решили готовить диверсантов.
— Но Сергеев подчеркнул, что ты хочешь именно в свою группу, — Саблин хитро глянул в глаза Володе. — Хотя… теперь тебе все равно.
— Почему?
— Девчат там больше нет.
— А я возьму.
— Знаешь, я считаю, что пока тебе лучше побыть в разведке. У нас разведчиков мало, да и те без опыта. Сидим, как кроты, и где что делается, не знаем.
— Скажите, пожалуйста, за что такая немилость? Разведчиком я войну начинал, а потом изучил диверсионное дело и считаю его более ценным и важным. Ведь подрывник одновременно и разведчик.
— Ты на меня не обижайся. Поживешь, приглядишься к ребятам, и тогда организуем тебе группу.
— Я не обижаюсь, но заявляю, что вернулся воевать. И приглядываться мне ни к чему: отлично знаю более половины людей.
— Ты, небось, голоден? Сейчас прикажу поджарить печеночки. Мне малость привезли.
Они вместе направились к кухне. «Что значит новый командир! Все стало по-иному. Печеночки… Хочешь быть на переднем рубеже, а он мешает. Или я его не понимаю, или он не понимает ни дьявола», — думал Володя.
Саблин был выше его ростом, кудрявый, светло-русые волосы спадают на виски, нос прямой, с горбинкой, губы плотно сжаты. Все это придавало его лицу суровую мужественность. Только небольшие карие глаза из-под припухших век глядели затаенно-хитро и словно сверлили собеседника.
Прошло несколько дней, а Саблин и не собирался создавать для Володи диверсионную группу. Почему — неизвестно. Возможно, потому, что Бойкач — не его воспитанник. Все больше мрачнея, Володя ожидал, когда вернется диверсионная группа Миколы и настанет время сходить в штаб бригады.
Саблин тем временем готовил операцию, которую должна была осуществить рота. Заключалась она в том, чтобы взорвать котлован на железной дороге. Этой операции Саблин придавал огромное значение. Он собрал всех командиров, уселся с ними за столик, развернул карту и говорил, говорил, но только сам. Командир отделения разведки Воробейчик, давний знакомый Володи, тоже присутствовал на совещании.
— Что вы решили? — спросил Володя, когда тот вышел от Саблина.