— А куда мы идем? — повернулся Бойкач к партизанам, молча следовавшим позади. Те в ответ только плечами пожали.
— Давай за мной, — крикнул передний, — знаем куда.
— За тобой не пойду.
— Видали? Явился в отряд хвастун. Я таких молодцов, как ты, не раз скручивал. Давай лучше рубашками поменяемся. Тебе в штабе новую дадут, а я тоже люблю военную.
Рыжеглазый начал расстегивать пуговицы. На груди у него открылась татуировка: орел, несущий в когтях голую женщину. И Володя понял замысел Саблина. «Показывать, что я догадался, пока нельзя, — мелькнула мысль. — Лагерь близко, здесь они стрелять не станут».
Он послушно снял гимнастерку и с деланной улыбкой сказал:
— Бери. Может, и правда дадут новую…
Уже на ходу он натянул на себя грязную рубашку. На тропинке среди невысоких елей конвоир пропустил арестованного вперед и пошел за ним. «Жалко, не повидался с мамой», — горько подумал Володя, И, вдруг крикнув: «Стреляй!» — шмыгнул за ель.
Прошло две-три секунды, а выстрела не было.
— Бейте его, бейте! — закричал рыжеглазый. — У меня патроны выскочили!
Громко хлопнули выстрелы, но Бойкач уже скрылся и чаще леса.
Володя понял, почему у рыжеглазого выскочили патроны: в магазин французского карабина они закладываются вместе с обоймой, и, чтобы разрядить его, надо нажать на кнопку под спусковой скобой. А конвоир, видимо, в спешке забыл об этом и, оттягивая затвор, нечаянно задел кнопку. Обойма с патронами и выскочила. Двое остальных не захотели стрелять в беглеца, хотя один из них и выпустил несколько пуль по верхушкам елей.
Как бы ни сложилась дальнейшая судьба, думал Володя, возврата в отряд и даже в бригаду нет. Сначала надо зайти в Дубовую Гряду, к матери, а там видно будет.
Лес кончился, открылась полевая дорога. Вдалеке показались двое партизан верхом на лошадях. Пришлось хлопцу свернуть на обочину и пробираться по кустам, потому что теперь надо было бояться и фашистов, и своих.
Не успели всадники скрыться, как загромыхала колесами телега, на которой ехала женщина в белом платочке. Володя подошел:
— Тетенька, не подвезете?
Женщина внимательно посмотрела на него и спросила:
— Вы откуда будете?
— Из деревни.
— Наверное, нет.
— Почему?
— Может, из плена?
— Да, — засмеялся Володя. — Возьмите к себе в примаки, буду косить сено, возить снопы.
— Какая от вас польза? Некоторые принимали. Отъедятся и в лес.
— А я, наоборот, из леса иду.
— Женщина хитро взглянула на хлопца, подобрала прядь волос под платок и улыбнулась:
— Никто мне не нужен. Скоро муж придет.
— А где он?
— Воюет.
— Ну, когда еще он придет. Видно, придется мне в полицию подаваться, вот где живут.
— Молоды вы еще… Но! — подогнала женщина лошадь.
— Небось, хотели сказать, что и дурак, а?
— Может быть.
— Не знаете, где сейчас фронт?
— Все знают: близко.
— Тогда и я не пойду в полицию.
— Почему вы так одеты?
— Как?
— Наполовину красноармеец.
— Только брюки.
— А сапоги? А звездочка на пилотке?
Да, тетенька, я красноармеец.
— Так не ходите в ту деревню, — женщина показала рукой в сторону уже видневшейся вдали Дубовой Гряды. — Вчера там машина на мине подорвалась, и сегодня прибыло много немцев.
— Спасибо вам. Пойду через болото.
Володя был даже доволен, что немцы еще в Дубовой Гряде: пойти туда посланцы Саблина не рискнут.
Скоро он, крадучись, начал пробираться в деревню по меже, заросшей густым вишняком. Увидев мать, развешивавшую белье на заборе, хлопец пригнулся и перебежал к своему двору.
— Мама, — негромко окликнул Володя.
Мария широко открыла глаза, побледнела:
— Иди скорее во двор.
Перепрыгнув через забор, Володя вслед за ней вошел в избу.
— Ты надолго, сынок?
— Не знаю.
— Переоденься, немцы ходят по избам. Как это ты вернулся…
Из другой половины избы выглянул черноголовый братишка Коля. Володя бросился к нему, подхватил на руки, расцеловал.
— Ну, как поживаешь?
— Ничего. Только немцы у нас корову забрали и маму избили.
Мать заплакала, сильно закашлялась, на губах у нее показалась кровь. Опустив мальчика на пол, Володя задумался, надо ли признаваться, в каком положении он оказался. Скажет правду — причинит новую боль, а промолчит — вдруг приедут партизаны, начнут расспрашивать, мать и признается, что сын приходил. Лучше отправиться на болото, поискать винтовку да и махнуть на ту сторону Березины, в другой партизанский отряд.
— Мама, мне надо идти. Если есть хлеб, дай на дорогу.