— Почему?
— В то время Валя уже находилась в отряде.
— Что из этого?
— Я еще до войны тебя к ней ревновала. Да и Саблин говорил, что поспешил жениться на мне.
— Не Саблин, а Копыцкий, такая его настоящая фамилия. И его поведение не пример для хлопцев и мужчин.
— Копыцкий?
— Да, и никакой он не политрук. Мерзавец, пройдисвет! Жил по чужим документам! И ты думала, что такой негодяй мог быть политруком?
— Вот почему он зверел, когда я сомневалась в этом…
— Ты думаешь, у меня из-за тебя произошел с ним конфликт?
— Нет. Он любил подхалимов, а ты начал возражать. Из-за этого все и началось.
— Я не могу подчиняться дураку, а приказ умного человека выполню, не считаясь ни с чем, но без подхалимства. Хочешь услышать анекдот, который отец рассказывал мне перед войной?
— Расскажи…
— Остановился генерал возле большого камня, подозвал к себе офицера среднего ранга и говорит: «Послушай, под камнем что-то пищит». Тот опустился на колени, прислушался, встал и отвечает: «Так точно, ваше высокоблагородие, пищит». Генерал позвал офицера чином пониже. Тот подтвердил слова предшественника. Позвал сержанта, и опять: «Так точно, кто-то попискивает». Решил генерал позвать солдата. Солдат поползал вокруг камня, поднялся и отрапортовал: «Ваше высокоблагородие, это у вас в ушах пищит!» Генерал поблагодарил солдата и сказал, что он самый честный воин.
Зина улыбнулась, помолчала, потом вернулась к прежней теме.
— Ты любишь Валю? — спросила она.
— Очень!
— Ну что ж, мне от этого легче. Было бы больнее, если бы знала, что ты никого не любишь.
— У тебя все получается наоборот, — усмехнулся Володя. — То радовалась, что меня расстреляли, то теперь радуешься моей новой любви.
— Наверное, когда не жалеешь себя, не жалеешь никого.
— Разве? Иной раз не жалеешь себя ради другого человека. Если, конечно, человек этого достоин…
— Валя сейчас у твоей матери?
— Ранена. Здесь ее нет.
— Вот почему ты ко мне зашел… Валю жалеешь, а берешь с собой на операции…
— А тебе ее не жалко?
— Я ее ненавижу так же, как она меня!
— Из-за Копыцкого?
— Нужен был он ей, как же! Из-за… — Зина осеклась, прикусила губу. И спросила, чтобы только не молчать: — Тяжело ее ранило?
— Легко, в ногу.
— Смотри, еще и убьют.
— Нет, я не позволю ей больше участвовать в трудных и сложных операциях.
— Только сам будешь воевать? Смотри, сбережешь ее для кого-нибудь другого…
— Знать, судьба моя такая: беречь девчат для других.
— Если б тебя не ранили, и со мной такого не случилось бы.
— Ты уверена? А я не верю. Пожалуй, лучше, что меня в то время тут не было. Взял бы меня Копыцкий с собой на задание да и пристрелил бы в спину.
— Возможно. Не встань ты между ними, он бы и Валю прибрал к рукам.
— Я между ними не становился.
— Пускай так, но Валя всей душой тянулась к тебе.
— Не замечал.
— А я замечала и знала.
— Ты что, устраиваешь допрос? Меня, например, не интересует, как ты любила Копыцкого!
Жесткая эта фраза, как меткая пуля, попала в цель. Зина зарылась лицом в подушку и разрыдалась. Не потому, что Володя так равнодушен и холоден к ней: после всего, что произошло, иначе и не могло быть. Но откровенный, без недомолвок разговор с парнем разбудил в ней все, пережитое за последние два года. Будто издалека, из-за глухой стены доносились слова Володи о том, что скоро придут наши и жизнь пойдет по-другому. Что ей, недавней партизанке, нечего стыдиться… И не ее вина, что поддалась обману негодяя… Все это останется в прошлом и забудется.
— Нет, нет, — простонала сквозь слезы Зина. — Знал бы ты, как мне тяжело, я не хочу жить, не хочу…
Так и ушел, не сумев успокоить ее. «Хорошо, что не догадывается, кто убил Копыцкого, иначе встреча была бы совсем другой», — подумал он. И мысленно выругал себя за то, что зашел к Зине: не нужно было ворошить чувства молодой женщины, когда она в таком положении.
Мать сразу почувствовала, что сын вернулся в плохом настроении.
— Жалеешь Зину? — спросила она.
— Тяжело ей.
— Но нельзя же возвращаться из чувства жалости, сынок!
— Ни о каком возвращении я не думал и думать не собираюсь. Меня любит Валя, а я ее.
— Вот и держитесь друг друга. А к женщине ходить… — мать поморщилась и как бы для самой себя добавила: — Тронутая земля дождя требует.
Володя не понял этих слов.
— Да, — сказал он, — она плачет.
— Ничего, поплачет и успокоится. Не одна она в эту войну мужа потеряла. А ей в таком возрасте и вообще не следовало заводить мужа, чтобы потом лить по нему слезы. Полюбила человека — люби, время не помеха, а проверка, серьезно ли все это.