А как по-другому? Вокруг заказника деревни. А в деревнях обнищавшие мужики с ружьями. И любой чудила встал утром с похмелья, потянулся, шагнул за порог. И уже в лесу, где живут «мои друзья».
Своими друзьями Озеров называет отнюдь не людей – а зверей.
Но, может, даже не это заставило его перебраться сюда, в заповедник. И даже не желание срочно дописать кандидатскую диссертацию.
Есть у русских интеллигентов такая мечта. Бросить все. К чертовой матери. И податься в глухую провинцию. На природу. Чтобы там, вдали от суеты больших городов, начать новую, чистую, честную, радостную жизнь. Вместе с народом-тружеником.
Кто эту мечту придумал, они не знают. Может, Лев Толстой. Но она жива. И как ни странно, согревает душу тысячам. Они, конечно, никогда никуда не уедут. Тому виною обстоятельства непреодолимой силы. Дом, жена, дети, работа, начальство.
А вот он, Володя Озеров, ее удачно исполнил. И теперь он, старший научный сотрудник, радостно глядя на экспонаты музея, сидит на собрании трудового коллектива и пытается понять, о чем идет разговор.
Выступает директор – широкий, важный:
– За прошлый год мы провели более десяти мероприятий, направленных на сохранение поголовья животных в рамках нашего биосферного заповедника. Работа большая. Так, только учет бобров, проведенный отделом водоплавающих, потребовал от нас дополнительно…
Озеров слушает его убаюкивающую, плавную речь и разглядывает людей, окруживших его. Людей, с которыми ему предстоит работать бок о бок. Вот наклонил голову и набычился Сергей Петрович Аксентов из отдела охраны. Такой упертый крепыш со щеточкой усов под курносым носом и в форменной куртке лесничего. Он задумчиво теребит в руках рыжую барсетку с какими-то, видимо, необходимыми ключами. И, как кот, слегка прищуривает глаза, когда директор начинает рубить «правду матку».
– Но я хотел бы отметить слабую работу службы охраны! – начинает критическую часть доклада Шорохов. – Вы все прекрасно знаете нашу проблему. Через заповедник, к сожалению, проходит одна из веток железной дороги. И периодически здесь случаются чрезвычайные происшествия. В прошлом месяце проходящий локомотив сбил оленя. Так вместо того, чтобы принять немедленные меры к расследованию происшествия, составить акт и разобраться, товарищ Аксентов не явился по вызову на работу, так как был занят личными делами. А проще говоря, пьянствовал на свадьбе своего друга. Я считаю такое отношение к работе недопустимым, позорящим звание научного сотрудника и наш небольшой, но дружный коллектив…
Собравшиеся мужчины и женщины дружно зашевелились, задвигались, зашептались. Особенно, судя по всему, нервно реагировали на критику как раз егеря. Митрич, старый, седобородый, морщинистый, что-то зашептал рядом сидящему молодому жилистому парню в джинсах и ветровке – Петру. К ним наклонился с другого ряда маленький вертлявый Николай.
Только Аксентов оставался невозмутим и спокоен.
Да, видно, не сбылась и на этот раз мечта русского интеллигента. И здесь, казалось бы, в тихом лесу, на природе кипят страсти. И судя по тому, как дальше пошло их чудное собрание, страсти нешуточные. Потому что после директора поднялся его заместитель по научной работе и высказался, что в чужом глазу и соринку мы видим, а вот в своем бревна не замечаем. В общем, разнес он в пух и прах политику директора, который якобы дает возможность защищаться только своим, приближенным, сотрудникам, а на остальных, можно сказать, плюет «зигзагом с Марса».
Озеров только успевает поворачиваться, чтобы разглядеть каждого последующего оратора.
А народ выливается и оттягивается по полной. Перестройка и гласность, критика и самокритика – веяния новых времен дошли и сюда.
Под конец собрания всё смешалось. И Володька уже так и не смог понять, почему кричала тетя Дуся, рабочая фермы, требуя от «звериного» начальства в президиуме человечного отношения и, кажется, еще резиновые сапоги.
Собрание закончилось вечером. И неожиданно. Погас свет. Все, чертыхаясь в темноте и натыкаясь друг на друга и на стулья, стали выбираться на улицу. И уж там, разбившись на кучки, переговариваясь на ходу, побрели куда-то.
Как-то так получилось, что он – Володька Озеров оказался в одной кучке с егерями, которые сгрудились около Аксентова. Разговор, который вначале шел в русле «а сам директор – мелкий жулик и никакой администратор», потом вдруг перешел в другую, неожиданную плоскость.
– Чего тут делать-то?! Заповедник! – презрительно сплюнул на траву Аксентов. Закурил сигарету. Затянулся дымом и, снисходительно посмотрев на увязавшихся егерей, сказал: – Это он меня гнобит, потому что я хочу организовать у нас охотничий кооператив. Поставить тут дело по-новому. Вместо того чтобы сидеть и ждать у моря погоды и государственного финансирования, начать зарабатывать самим.
Озеров, которого страшно заинтересовала такая постановка вопроса, спросил:
– А это как? Тут же заповедник!
– Да, очень просто! Создать кооператив охотников! Заповедник большой, тысячи тысяч гектаров леса. Выделить участок, в котором можно будет охотиться. И на этой охоте зарабатывать деньги… для финансирования тех же научных работ.
Все егеря одобрительно загудели:
– Да, ты голова, Серега!
– Правильно!
– А то сидим тут, закисли совсем. Зарплату, и ту постоянно задерживают!
– Да, и сам директор частенько гостей возит. Постреливают, – заметил самый старший из егерей Митрич, огромный, как старый дуб, морщинистый с белыми бровями и бородой. – Ему, значит, можно! А нам нельзя! Зверья полно! Чего ж добру пропадать…
– Охраняли, охраняли! – робко проговорил молодой белолицый, похожий на девчонку, паренек в зеленой куртке и клешеных джинсах. – А теперь стрелять. Как-то не того!
На него зашикали.
– Помалкивал бы! Молод еще рассуждать. Молоко на губах не обсохло…
И тут Володьку осенило. И он тоже вступил в разговор:
– Так их можно специально разводить для охоты. Сделать звероферму. Огородить. И даже можно туда экскурсии водить. Ведь ходят же смотреть нутрий и бобров.
– Точно! А ты, я вижу, тоже голова! – похвалил Аксентов. – Соображаешь. Давай мы с тобой этот вопрос обсудим завтра. А то сегодня уже и так засиделись…
Озеров едет по разбитой дороге домой в соседнюю деревню на служебном «пазике», который привозит и отвозит персонал заповедника на работу. Едет и думает: «Вот как странно обернулась моя мечта найти тихое место, чтобы жить на природе и дописать, наконец, свою диссертацию. Видно, что-то сильно изменилось в стране советов, если даже сюда проникли кооперативные настроения. А интересно получается. Если я раньше гонялся по лесам и сражался с богатыми «буратинами», приезжавшими, чтобы пострелять, то теперь картина может перемениться полностью. Я буду приглашать таких охотников к себе. И организовывать им отдых. За деньги. Большие деньги.
Кстати, на западе такие сафари уже много лет существуют».
«Вот тебе и тихое место… Глухой угол. И тут страсти, споры кипят. Да еще какие! Видно, нет сегодня в России таких мест. Кипит вся страна. Впрочем, это у нас в головах все кипит. А природа, она живет своей жизнью».
И действительно. Пока автобус идет по лесной дороге между деревьями, его фары успевают несколько раз выхватить из темноты перебегающих дорогу лисиц. А в одном месте впереди автобуса долго бежит зафаренный, глупый заяц.
Водитель жалеет его, выключает на минуту свет. И косой в темноте, наконец, улепетывает с дороги в лесную чащу.
Они стоят некоторое время с выключенными фарами и двигателем, прислушиваясь к звукам ночного леса. К уханью филина в чаще, кряканью уток на озерах, трелям соловья на соседнем хуторе.
«А хорошо ведь! – думает он. – И чего скандалили? Кричали?»
Часть II
Лебединая оперетта
I