Он вышел в темноту, а когда вернулся, то посмотрел на друзей расстроено.
— Аккумулятор сдох, коллеги, — его траурным голосом можно было рыть братскую могилу жертвам репрессий. — Ниче не понимаю, он же был заряжен. Дайте кто-нибудь телефон, я вызову техпомощь.
iPhone у Петра украли вчера в метро, купить новый телефон он не успел.
Илья развел руками.
— У меня минус на счете. Щас попробую кинуть гудок брату. Перенаберет.
Он нажал комбинацию клавиш и стал ждать. Ответа не последовало ни через две, ни через пять минут.
— Лешка, наверное, дрыхнет, — буркнул он.
Хома сунул руку в карман, доставая смартфон. Нажал на кнопку. Дисплей оставался черным.
— Ё-мое. Кажись, разрядился.
— Блин, — высказался Панчинков. — Мы от Москвы далеко?
— До столицы сто кэмэ с хвостиком, — буркнул Голыщенко. — Говорил же, давайте останемся. Там девчонки, пиво. Хоть эти телки и тупые, но все-таки постель и крыша.
— Постель с тупыми телками без коротких юбок, — прокомментировал Илья саркастически.
— Все лучше, чем торчать посреди ночи на трассе, — скривился в ответ Голыщенко. — Спасибо, хоть на дворе июнь, а не январь.
Петр еще раз вышел, было слышно, как с тяжелым звуком закрылся капот. Затем он снова просунул голову в салон поверх опущенного стекла.
— Ну и че делать будем? — спросил Панчинков. — Голыш, Хома?
— Пошли искать какой-нибудь дом с телефоном, — ответил Хомский, открывая дверцу. Сонливости в его голосе не осталось, только раздражение.
Оставив пустую дорогу за спиной, они втроем направились к паре горящих вдалеке огоньков — в одиноком доме светятся окна. Ветер доносит запах воды, где-то недалеко лает пес. Гавкает громко и остервенело.
— Ватсон! — простонал Панчинков театрально. — Что это?
— Холмс, так воет собака Баскервилей, когда ищет свою жертву! — ответил он немного другим, более уверенным голосом. В университете Илья играл в студенческом театре.
Потом добавил:
— Из кустов выходит Бэрримор с тарелкой и говорит: «Овсянка, сээр».
Хома и Голыщенко промолчали. Потом Хомский проворчал:
— Иди ты со своими шуточками. Проводить ночь на трассе мне как-то не улыбается.
Панчинкова же сложившаяся ситуация, судя по всему, веселила.
— Ладно вам, ребята, — сказал он ободряюще, — не вешайте носы. Потом будет, о чем рассказать.
— Тебе все равно, где ночевать, на кровати или на земле, — отозвался Голыщенко. — А нам нет. Хоть анекдоты бородатые не трави. Че-нибудь новенькое бы рассказал.
Илья пожал плечами, бросил обиженно:
— Если бы кое-кто не зажмотился кинуть монету на платной дороге, а не поехал в объезд, мы бы сейчас были не в глуши, а тормознули бы проезжающий мимо автомобиль. Кто-нибудь бы да остановился.
Голыщенко развел руками.
— Я ж срезать хотел. Деньги не при чем.
Хома промолчал, глядя на темный пустырь вокруг да огонек окон домика, который с каждым шагом все ближе.
Освещенные окна приблизились настолько, что в темноте стал четко виден одинокий ветхий домик. Хомский много повидал таких, когда ездил из Москвы в Воронеж к родственникам. Живут в таких домах старики и кормятся огородом да выводят свиней.
— Странный какой-то дом, — пробормотал Голыщенко.
Лай усилился, превратился в злобно-испуганный.
— Где же этот чертов пес? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Дать бы ему кирпичом по башке, чтоб заткнулся.
Лай внезапно стих, и все трое услышали, как собака заскулила.
— Что там с этой зверюгой? — поинтересовался Панчик с сарказмом. — Клизму ей что ли поставили?
Хома с Голыщенко заржали, как кони.
— Тебе бы сейчас клизму, — сказал Петр, закашлявшись от смеха. — Пулей долетишь до Москвы.
Голыщенко постучал в прочно висевшую на петлях калитку. От стука собака опять подняла лай.
— Чертов пес, отпустило его, видать, — заметил Панчик.
Им никто не ответил.
Голыщ постучал снова. Теперь уже сильнее. Добавил ногой, от удара калитка содрогнулась.
В тишине заскрипела дверь, в темный двор за забором хлынул электрический свет и лег на землю неровным желтым прямоугольником. Пес спрятался в будке и испуганно заскулил.
Студенты услышали старческий голос:
— Иду, иду. Вот ужо нетерпеливые. Кого несет посреди ночи?
— Мы студенты, бабуся! — ответил Панчик дружелюбно.
— Какие такие студенты?
— Программисты, бабушка, — разъяснил Хома терпеливо. — У нас машина сломалась. Нам бы позвонить, а?