Проклятье.
Похотливая, дразнящая улыбка растянулась на моих губах.
— Хорошо. Ладно. Я вроде как понимаю, что Кара нашла в твоей уродливой морде. Я имею в виду, если мы наденем мешок тебе на голову… — Я позволила остальной части фразы исчезнуть.
Алессио закатил глаза, оставив меня у входа. Я громко расхохоталась, закрыла за собой дверь и побежала, чтобы не отставать, следуя за ним по коридору в столовую. Как только они меня увидели, раздались приветствия.
— Моя девочка, — сказал дядя Ларедо, откладывая газету, которую читал, чтобы уделить мне все свое внимание.
Странное чувство охватило меня. Так было всегда, когда я его видела. Я как будто перенеслась обратно в тело восьмилетней себя, и крошечная толика неловкости подняла свою уродливую голову.
Искренне радуясь от встречи с ним, я подошла с улыбкой и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.
— Доброе утро, дядя.
Мы слишком долго были в разлуке, слишком много времени проводили порознь. Я ужасно скучала по нему в то время. Теперь я приходила в гости раз в неделю, пытаясь восполнить упущенное.
Ларедо Скарфо не был самым красивым мужчиной в мире, но было в нем что-то особенное. То, как он говорил, как держался, было харизматичным.
— Ты прекрасно выглядишь, — по-отцовски произнес он, улыбаясь глазами. — Разве она не выглядит прекрасно, мальчики?
— Как ангел. — Николас Ван Иден с энтузиазмом кивнул, при этом не отрываясь от еды.
У меня была особая любовь к южноафриканцу. Честно говоря, он был самым милым мужчиной, которого я когда-либо встречала, и хотя он много раз давал мне понять, что будет обращаться со мной, как с принцессой, если я когда-нибудь захочу с ним встречаться, именно поэтому мы не стали бы хорошей парой.
Я была не из тех женщин, которые нуждаются, чтобы в них души не чаяли, чтобы оценить мужчину.
Проходя мимо Николаса, я положила обе руки ему на плечи и поцеловала в макушку.
Роман Влашич, наполовину итальянский жеребец, наполовину хорватская сенсация, подарил мне сексуальную улыбку.
— Доброе утро, Лютка. Где мой поцелуй? — Когда я прошла мимо него, он попытался схватить меня, и я оттолкнула его руку, не сводя с него прищуренных глаз.
— Что? — спросил он, само воплощение невинности.
Он был подлец, вот почему я не собиралась уступать ему ни дюйма, потому что, Господи, он бы отхватил милю, а его лицо лишь усилило бы искушение позволить ему.
Я указала на него недрогнувшим пальцем.
— Держи руки при себе, Ром.
Он преувеличенно послал мне воздушный поцелуй, и будь я любой другой женщиной, тут же бросилась бы в его объятия.
Но самым любимым из всех приемных сыновей моего дяди был великолепный невысокий парень в конце стола.
У Дэви Лобо — очень милого, но очень маленького — улыбка могла вызвать сердечный приступ, и хотя он не излучал такого соблазнительного притяжения, как другие, у него были качества, которые это компенсировали. Когда я села рядом с ним, он повернулся на стуле, уделив мне все свое внимание, взял обе мои руки в свои и запечатлел на костяшках пальцев нежный поцелуй.
И именно поэтому женщины во всем Нью-Йорке были наполовину влюблены в него.
Они полностью таяли всякий раз, когда он внимательно слушал, что бы они ни говорили, его пристальный взгляд сосредотачивался на их губах, но на самом деле он не понимал ни слова.
Хотя уже становилось лучше. Итак, я спросила:
— Как продвигается твой английский?
Когда он скривился, я усмехнулась. Он молниеносно заговорил по-португальски, и когда я сделала такое же лицо, как и он минуту назад, он остановился и улыбнулся, произнося с сильным акцентом.
— Лучше, немного. — Затем он поднял обе руки и сделал жест, подобный волнам в океане. — Медленно.
— Замечательно. — Я положила руку ему на плечо и сказала: — Медленно — хорошо.
Не хватало одного человека, но я не собиралась спрашивать о нем. Там была история, и я не хотела привлекать к ней нежелательное внимание.
Было лучше, что Филиппа здесь не было. Всякий раз, когда мы оказывались вместе, в его взгляде отражалась сильная тоска, которая, как я боялась, никогда не ускользнет от него. Это было несправедливо по отношению к нему. Мое сердце принадлежало другому.
— Чему мы обязаны таким удовольствием, Настасья? — любезно спросил мой дядя.
Дядя Ларедо до сих пор не привык к тому, что я прихожу без предупреждения, и после всей вражды между нашими семьями я была почти уверена, что он ждал, когда же все уляжется. Он просто не мог понять, что его присутствие давало мне семейную связь, которую, как мне казалось, я потеряла.