— Он разозлится. — Мина ерзала на заднем сиденье, практически постанывая от отчаяния, пока мы подъезжали к дому.
Как будто Алессио мог когда-либо злиться на свою младшую сестру. Он обожал ее. Она была солнечным светом на надгробии, где он лежал. Во многих смыслах одно ее присутствие вернуло его к жизни. Алессио Скарфо был оболочкой мужчины, пока Мина не проникла в его сердце, где и осталась.
— Он не рассердится, — равнодушно пробормотала я, но тихо добавила: — на тебя.
Потому что он всегда был зол, и, если собирался злиться на кого-то, так это на меня. Это всегда была я. И я не возражала. Наша странная семейная связь сблизила нас таким образом, что злость друг на друга была мимолетной эмоцией.
Мы быстро вспыхивали, но также быстро и остывали.
И я делала это не только для Кары. Я делала это для него. Потому что он прошел через многое, а мой старший брат был призраком из прошлого, преследовавшим его. Я не знаю, было ли это чувством вины или тем фактом, что я втайне считала его порядочным парнем, но Алессио заслуживал невероятную любовь, которую бы подарила ему Кара. Это изменило бы его, если бы он только захотел принять это.
— Я больше в этом не уверена, — осторожно сказала Кара. — Мина права. Он будет в бешенстве.
Она была серьезной?
Я моргнула.
— Я не могу поверить в то, что слышу. Особенно от тебя, мисс «брось свои трусики, повернись и жди».
— Это другое дело, — сказала она.
Я спросила раздраженно:
— Почему?
Она повернулась ко мне лицом, такая же обезумевшая, и разбила мне сердце.
— Потому что я их не любила, понятно?
В зеркало заднего вида я наблюдала, как лицо Мины изменилось от шока — ее брови приподнялись, а рот округлился. И после долгого молчания Кара откинулась на спинку пассажирского сиденья и закрыла глаза, щеки у нее слегка покраснели.
Ее страдания пожирали меня изнутри.
Я имею в виду, я должна была игнорировать это?
Нет.
В моих венах зажглась решимость. Это происходило.
Кара заполучит свое «долго и счастливо», так что, Боже, помоги мне.
— Эй. — Я протянула руку, чтобы положить ей на плечо. Кара зажмурила глаза. Я слегка встряхнула ее. — Посмотри на меня. — И когда она, наконец, открыла глаза, я сказала пять слов, которые, вероятно, разозлили ее. — Под лежачий камень вода не течет.
Она свирепо посмотрела на меня.
Я вызвала это.
— Послушай, — начала я. — Мужчины непостоянны, понимаешь? А иногда, даже если перед ними может быть блестящий, сверкающий бриллиант, они не хотят его, пока кто-то другой не сделает ставку. Итак… — Я потянулась к сумке у ее ног, подняла ее и сунула ей на колени, а затем усмехнулась, — …да начнутся торги.
Кара на мгновение задумалась. Она глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула, отстегивая ремень безопасности и бормоча:
— Он будет в бешенстве.
О, Бооожеее.
— Ну и что? По крайней мере, тогда он проявит какие-то эмоции, ради всего святого.
Голова Кары наклонилась, и одна бровь приподнялась.
— Стыдно признаться, но, кажется, в этом есть смысл.
Ну вот. Теперь все, что нам нужно было сделать, это войти внутрь и ждать.
— Видишь?
Кара подняла босую ногу на стул в столовой, а Дэви Лобо не сводил горящего взгляда с ее бедра, где дразнила белая кружевная подвязка. Ее юбка задралась почти до пояса, обнажая нижнюю часть ее задницы и черные атласные трусики, которые она носила под ней.
— Этот отличается от черного. Это проще, но… — Она задумалась. — Мне это нравится. Я не знаю. — Взгляд Дэви был прикован к ее голой ноге, а Кара профессионально изображала невинность. — Что ты думаешь, Дэви? — Ее голос стал хриплым. — Кожа или кружево?
Тут же португалец прохрипел с сильным акцентом:
— Два.
— Два? — Брови Кары нахмурились в замешательстве.
Я улыбнулась про себя. Она не говорила бегло на языке Дэви, как я.
— Он имеет в виду и то и другое.
— O sim (прим. с порт. — да). — Дэви повернулся, чтобы посмотреть на меня, кивая. — И то и другое. — Он поднял одну руку. — Один хороший. — Потом другую. — Два хороших. — Он сложил руки вместе и ухмыльнулся. — Оба.
Кара нежно погладила его по щеке.
— Ты творишь чудеса с моим эго, дорогой.
Телефон Мины зазвонил, и она проверила дисплей.
— Он в нескольких минутах езды. — Она наклонилась ко мне и прошептала: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я не знала, но больше ничего не работало. Стоило попробовать еще что-нибудь.
Кара не спеша сняла подвязку, прежде чем положить ее обратно в сумку и вытащить крошечный лоскуток материала. Она выпрямилась, затем надела его поверх юбки.
Дэви и глазом не моргнул, но когда понял, что этот крошечный лоскуток шелка был узкими французскими трусиками, то приложил руку ко лбу и тихо простонал:
— Querido Deus (прим. — О Боже).
— А теперь, — сказала Кара, — представь это…
— Хорошо, — прохрипел Дэви.
— …но больше ничего. — Она указала на себя. — Ничего больше. Nada (прим. — ничего).
Я могла бы посмеяться над страдальческим выражением на великолепном лице Дэви. Я бы, наверное, так и сделала, если бы нас грубо не прервали.
— Какого черта?
Пылающая ярость, исходившая из открытого дверного проема, должна была встревожить меня. Но поскольку со мной явно что-то не так, удовлетворение, которое я испытала, придало мне энергии настолько, чтобы я почувствовала, будто могу выбить дверь ногой.
Придерживайтесь плана, девочки. Придерживайтесь плана.
Кара едва удостоила его взглядом.
— О привет.
Я произнесла с того места, где сидела, даже не отрывая глаз от своего телефона:
— Смотрите все. Это Оскар Ворчун.
— Привет. Мы только что вернулись из торгового центра. Я подумала, зайти в гости. — Мина с любовью улыбнулась своему брату, и это была самая большая форма манипуляции, которую я когда-либо видела. Как будто полураздетая Кара никого не смущала. Как будто ярость Алессио из-за этой сцены была неуместна. Я внутренне расхохоталась, когда его кулаки сжались, а челюсть щелкнула раз, два, затем три раза.
Ад. Как чайник на грани кипения, он был готов взорваться.
Тогда Кара сменила маленькие черные трусики на ярко-красные, с драгоценным камнем в форме сердца в центре пояса и черной лентой, свисающей по бокам. Она надела их поверх юбки и спросила Дэви:
— Какой цвет тебе больше нравится?
Дэви издал горловой звук. Это было нечто среднее между смехом и плачем.
Краем глаза я видела, как Алессио изо всех сил пытается сохранить спокойствие. Я не пропустила ни того, как раздулись его ноздри, ни вздувшейся вены на виске.
Ликование наполнило меня.
Да. Это работало.
— Надень их, — равнодушно предложила я. — Как он может сказать, если не видит их на модели?
Тело Алессио напряглось.
Кара задумалась, потом пожала плечами.
— Имеет смысл.
И когда она сунула руку под юбку, чтобы стянуть трусики, которые были на ней, Алессио шевельнулся.
Черт возьми, наконец-то.
Быстрее пули он пересек комнату, перекинув Кару через плечо. Она взвизгнула и прислонилась к нему, вцепившись в его футболку и держась изо всех сил, а затем возмущенно воскликнула:
— Эй! Опусти меня, придурок.
Но он не видел, как заблестели ее глаза.
Ее юбка сползла и перекосилась, пока она брыкалась. Он зарычал, задыхаясь от необузданной ярости. Алессио поднял руку и с силой опустил ее на задницу Кары. Плотный шлепок кожи о кожу почти эхом разнесся по комнате. То, как она стонала, было чистым сексом, и по тому, как расширились глаза Мины, я поняла, что она немного смущена этим.
Когда Алессио заговорил в следующий раз, он пророкотал:
— Отлично. Ты хочешь поиграть в игры? Ну же. Давай поиграем.
Он был так зол, что комната вокруг нас сжалась от его размеров. Гнев распространялся от каждого его шага. И когда уходил со своей добычей, он повернулся лицом к ее заднице и впился зубами в изгиб ее ягодицы, покусывая, а затем резко посасывая.