3
Утром пришел посланник от Чакыра и пригласил отца и Антона в свой балаган для важной беседы.
— Мы сегодня собирались пораньше лететь домой, — отец был недоволен. — Все было сказано вчера.
— Он очень просит, — даже поклонился якут — крепкий парень в пушистом малахае и с круглым румяным лицом. — Шаман Сургэн тоже там будет, старейшины будут. Разговор важный.
— Черт бы побрал этого Чакыра, — натягивая на ноги унты, проворчал отец. — Хочет какую-то выгоду для себя выбить или снова начнет свою песню про женитьбу.
— Наверное, подумал-подумал и решил Диану Витьке отдать, — рассмеялся Антон, присаживаясь возле горящего камелька и вытягивая руки. В балагане и в самом деле стало как-то прохладно.
— Поздно, лошадь убежала, — отрезал отец, показывая свое отношение к Чакыру.
А я подумал о том, что оно сложилось задолго до того, как священный костер отказался скреплять мой союз с борогонской княжной. Вчера появился повод прилюдно ткнуть хитрого князца в лужу. Не меняй своего слова, духи осерчают!
— А еще Чакыр-хаан просит твоего младшего сына быть с тобой, тойон Георгий! — снова подал голос посыльный, о котором все забыли. А он так и стоял безмолвно, ожидая ответа.
— Хорошо, мы придем, — отмахнулся отец. — Ступай и передай ему мое слово. Скоро будем.
Балаган Чакыра находился неподалеку от нашей «гостиницы», поэтому не пришлось ехать на оленях. Шутка! Я бы не отказался, кстати, прокатиться на олешках, запряженных в нарты. Когда еще доведется испробовать такой экзотики. В отличие от меня отец был напряженно-хмур, и шагая в окружении своих телохранителей, о чем-то думал. Антон и я держались вместе, за нами приглядывал Куан. Местные жители с большим интересом, а кто-то и с тревогой (памятуя о вчерашнем конфузе князца) следили за нашим шествием. Хозяин вместе со старейшинами и шаманом Сургэном самолично встречал нас. Выглядел он бодро, старательно пряча глазки под низко опущенным малахаем.
— Чакыр-хан, у меня очень много дел, — сухо обронил отец, — давай, обойдемся без долгих разговоров.
— Зачем зло в сердце держать? — развел руками князец. — Пройдем в дом, воздадим хвалу духам, обсудим как нам быть дальше. Мне горько осознавать свою глупость, не делай мне, Георгий, еще больших ран.
— Хитрый лис, — проворчал князь и нехотя кивнул, показывая, что готов выслушать стенания хозяина. Старейшины облегченно вздохнули, заколыхались колокольчики на их шапках, а вот Сургэн единственный из всех смотрел только на меня, высверливая взглядом дырку в моем лбу. Что-то ведь хотел увидеть, не иначе — дух Геванчи. А еще он боялся. Я с удивлением понял, что ощущаю его эмоции. Даже самому стало страшно. Вдруг древний шаман на самом деле поселился в моей голове и теперь под его влиянием стану совершать несвойственные мне поступки?
Мы вслед за отцом зашли в балаган и увидели Саяру, которая лично встречала важного гостя в расшитом бисером платье и с пиалой в руках, полной кумыса. Отец, не моргнув глазом, выпил его до дна и только потом стянул с головы шапку, повесил ее на один из крюков, вбитых возле входной двери. Расстегнул куртку, прошел к камельку и протянул к нему руки, отдавая дань уважения домашнему огню. Мы проделали то же самое, только без питья кумыса, потом сняли верхнюю одежду. Сегодня тетя Саяра смотрела на меня более благосклонно.
Отец едва сдерживал раздражение от затянувшейся поездки, понимая, что посиделки за столом, на котором стояли блюда из жертвенного жеребца, затянутся надолго. Ему все же удалось взять себя в руки и улыбнуться хозяйке дома, высказать комплименты, после чего сел на почетное место в юго-западном углу балагана на нары, называемые здесь «билик». Я и Антон примостились рядышком, Куан чуть подальше. Можно сказать, он не отходил от меня ни на шаг и постоянно держал под контролем.
Угощение началось с чаепития. Подавали крепкий забеленный чай с солью. Разговоры крутились вокруг разных тем, начиная от выбора летних пастбищ до набора работников на золотые прииски Мамоновых. О вчерашнем никто не заикался, даже Сургэн, которому страстно хотелось расспросить меня, что же произошло с костром. Но его взгляд я чувствовал постоянно, хоть и не смотрел в ту сторону.
Постепенно разговоры стали жарче, женщины стали расставлять мясные блюда, лицо Чакыра раскраснелось от выпитого чая, и он исподволь начал прощупывать намерения моего отца.