На реке голосили лягушки, кузнечики стрекотали в траве, где-то ухала сова. Было полнолуние, по реке протянулась лунная дорожка, манит куда-то вдаль или ввысь. Может на Луну? Девочка рядом с другом не боялась ничего. Тот деловито стал объяснять, как надо прыгать.
— Ты ногу к ноге прижимай, и руки не опускай, пока в воду не попадешь, а там уж греби к берегу.
Он поднял подружку, чтобы та дотянулась до перекладины. Васа крепко ухватилась за обтесанную дощечку, и почувствовала, как ноги оторвались от земли. Тишка раскачал худенькое тельце девочки, что было сил, и она полетела.
— Отпускай! — крикнул мальчик. Васа и так бы уже руки отпустила, силы были на исходе. Но так здорово было парить в воздухе, отражаться в реке. Ладошки разжались сами, по воде разошлись круги.
Бухнулась в воду, как камень, брызги во все стороны. И благополучно пошла ко дну. Плавать она не умела. Барахталась в воде, то погружаясь с головой, то снова отталкивалась от дна. Воды она нахлебалась досыта. И страху натерпелась, на всю следующую жизнь с избытком хватит.
Тиша уже разделся и бежал в реку.
— Руками и ногами греби, ложись на воду, голову ниже! — кричал он, стремительно подплывая к барахтающейся подружке.
Наконец сама, и, не поняв как, Васа смогла по-собачьи гребя руками и ногами, выплыть к свисающим веткам ивы.
Потом они, стуча зубами, сидели на берегу, огнива у пастушка не было.
— Меня за тебя тоже бы утопли, — наконец справившись с холодом, смог проговорить Тишка.
— Нет, просто бы выпороли. Знаешь, как у батюшки конюх порет, до костей с первого удара. — Васа откашляла воду.
— Да меня бы совесть раньше замучила. Стала бы ты мне русалкой являться, манить.
— Нет, меня в русалки бы не позвали, я не лепая, — девочка грустно вздохнула.
Тишка обернулся к ней, и вдруг всхлипнул.
— Ты Васа самая лучшая, и смелая.
— Правда?!
— Вот те крест!
Конечно, одежда до утра не высохла, тем более Васька скомкала ее, и бросила в бане. Правда открылась, но не вся, думали, что боярышня у колодца водой ледяной обливалась. От страха утонуть или чего другого, но девочку мучила огневица, уже и попа позвали, тот соборовать отказался: «Она справиться, молитесь, и я с вами».
Неделю жил в боярском тереме. Василиса эти дни помнит смутно, очнется, увидит, как поп с кадилом вокруг ее лавки ходит, молитву шепчет. И снова в морок, как в омут. И ведь отмолили Василису у Бога.
Плавать Тишка ее научил, а вот сам пропал. Ушел по осени с обозом, повезли рыбу на торг, и исчез. Ходили слухи, что в полон всех взяли, в дальнюю сторону морем увезли. Так больше она друга и не увидела. Ничего на память о нем не осталось, только сны тревожные: как тонет в реке или омуте, а Тишка на помощь плывет и никак доплыть не может. Кончилось лето детства, наступило отрочество.
Глава 9. Девушка
В поход дружина выступила следующим днем. Провожали жены, дети и праздные горожане. Народу такая забава в радость, чай не на войну провожали. Даже серьезные мужики, снимали шапки, а бабы просто крестили воинов на хорошую дорогу. Копыта разномстных коней стучали по деревянной мостовой, бодро и весело, лица у дружинников спокойные и важные. Вася пряталась в толпе, покусывая кончик косы. Северин одетый в кожаные латы, борода в две косицы, глаза, как льдинки на крыше весной, прозрачно-ерые.
Толпу народа он осматривал так внимательно и цепко, что Васька опустила голову и даже присела. Правда она и так была ниже соседок, не удалась ни росточком, ни статью. Худая, нескладная, голос низкий, одна красота — глазюки. Это так мачеха говорит. Баба она незлобивая, просто на сносях, и оттого в настроении переменчивая, как ветер. Еще скоро в семье грядет большой праздник: старшую Васькину сестру сосватали, будет свадьба.
Домой Васа пришла совсем разбитая. Болели все косточки, ныла спина, раньше так бывало, когда за пяльцами засидится, правда тогда низ живота не тянуло. К ночи еще и жар открылся, а к утру на простыне алели капли крови.
— Вот и девица ты Васька, теперь замуж отдадут, — торжественно провозгласила Акулина, сосватанная сестрица. Они спали на широкой лавке, за занавеской батюшка с молодой женой на кровати.
Мачеха отвела в баню, которую до субботы не топили. Ваську оставили одну. Правда, отлынивая от работы, пришла старшая сестрица, и давай ужасы рассказывать.
— Теперь одна за порог ни-ни. Схватят ироды, снасильничают, а потом камень на шею и в реку.
— Брешешь! — закусив губу от боли в пояснице, оборвала ее Васька.