— Красивые, в твоей стороне русалки? — не выдержал молчания Васята.
— Да, смелые, в бою не предадут, и не сдадутся. Реки и моря у нас такие холодные, а им не страшно, настоящие валькирии.
Северин замолчал, и, дождавшись когда Васята устанет черпать варево, его ложкой помыл ее в воде. Котел он спрятал в камышах, нисколько не опасаясь за такую дорогую вещь.
— А я тоже плавать умею, — сорвавшимся на писк голоском сказал Васята.
— А эти, — кивнул воин в сторону противоположного берега. — Просто бабы, а бабы, все одинаковые. Ну, да ты еще это узнаешь.
Он засунул ложку за сапог и ушел.
— Даже не помог рыбу в мешок переложить. — Отрок постоял, в задумчивости и тоже ушел.
Но по пути он свернул не к городу, а к небольшой, в пять домов, деревеньке.
— Мишаня, — окликнул он, остановившись у крайнего плетня, за которым стояла неказистая, но еще крепкая изба.
Мальчишка лет семи выскочил из-за двери, одно ухо у него алело. Без порток, в вылинявшей рубашке, и босой.
— Что надо? — Он осекся, увидев Васяту.
— Там, в камышах, тебе покажу место, потаенное, никому, уразумел?!
— Конечно! — Мальчишка побежал без штанов, портки и пояс отобрала мамка, в наказание, чтобы без дела не сидел.
— Вот, — Васята, показал на мешок с рыбой. — Бери.
— Храни Бог.
— Все, и никому!!
Глава 2. Будни
— Северьян Сидорович, — вопил богато одетый купец, умоляюще сложив руки на огромном животе.
— Сигурдович, — хищно оскалившись, поправил его воин.
Они стояли на заднем дворе у амбара, где дружинники разгружали телеги с товаром.
— В прошлый раз в двух мешках овес прелый привез, а в одном вовсе солома с глиной. Поэтому сегодня такая цена. А если еще раз поймаю на обмане, суда ждать не буду, сам голову срублю. Ты меня знаешь.
Северин кивнув молодым дружинникам, проходившим свой испытательный срок, и пошел на ристалище. Вытоптанный посреди двора круг заняли сражающиеся, деревянными мечами, воины, те, что могутнее махали палицами с заостренными краями. Рубахи у всех промокли от пота.
— А не застоялся ли ты Северьян? Силушку не растерял? — Голосом похожим на гром, воина приветствовал въезжающий в ворота тысяцкий Ярец.
Ярец, и соответствовал своему прозвищу — с огненно-рыжей бородой, в которой поблескивали серебряные дорожки седины. Статен и могуч, как дуб.
Северин бородку, пепельно-белых волос заплетал в две косички, как и волосы, а тысяцкий, гордился бородой лопатой, доходившей до ремня. Из воинов, сражающихся на поляне, еще у троих такие же бороды и косы, как у варяга
— Нет, не застоялся. — Другой бы улыбнулся, но Северин, только сверкнул глазами. Имя, данное ему отцом, любо богу морей и ветров Ньорду, который есть сила и мужество. Вот и Северин должен был вырасти строгим и суровым".
Он скинул рубаху, под которой, на пеньковой веревочке висел кипарисовый крест, затем вытащил меч, настоящий, боевой. Обоюдоострый клинок, длиной чуть меньше метра, с короткой рукоятью, позволял ловко орудовать мечом в гуще боя. Весил такой клинок немного, и отличался идеальным балансом между ударной силой и тяжестью. Гарда украшена серебром.
Ярец не мог похвастаться таким дорогим мечом, но гарда, защищавшая руку, была шире, да еще и щитом могучий воин прикрылся. Огромным, похожим на лодку. В это прикрытие и ударил клинок варяга, и от двух могучих ударов распался щит на две половинки.
— Ах ты, тать! — взревел тысяцкий от такого урона и щиту, и своей чести, и что не сумел увернуться.
Если старшой казался могутнее, то Северьян ловчее и проворнее. Его тело, украшенное рисунками и шрамами, стало с мечом единым целым. Как бы тысяцкий не старался, зацепить противника не сумел. Но и Северьян головы не терял: понимал, что слишком много глаз кругом. Сегодня ты Ярца победишь, а завтра дружина откажется с таким в бой идти. Поэтому он ограничился небольшим разрезом рубахи соперника и, вложив меч в ножны, отступил на безопасное расстояние.
Зрители: дружинники, вездесущие мальчишки, восторженно заулюлюкали и закричали.
— Уважил, уважил старика.
— Да не прибедняйся, Ярец сын Данилов, славно порубились.
— Счас и в баньку, а потом Серафима, нам холодных щей, со щавелем, кваску с чабрецом.
Северин — Северьян хмельного не пил. Еще мальчишкой он попробовал крепкого эля, и ему так три дня выворачивало нутро, что мать сходила к провидцу. Тот предрек ее сыну гибель от хмельного. Как именно, колдун подробностей не раскрыл. Но то ли лихорадка и головная боль, то ли страх перед колдуном, но Северин никогда больше не пил ни эля, ни медовухи. И даже заморского вина.