— Что соколик наш не весел, что головушку повесил? — Встретил друга прибаутками тысяцкий.
— Быть мне бродягой, Данилыч.
— Пошто? Князя вроде не выгоняют, хороший князь, правильный.
Похлебали молча варево. Хозяйка принесла расстегаев, да блинов. Меду, да клюквенного взвара.
Вот бы сейчас и начать разговор о наделе земли, но Северин, и так обязан другу жизнью, до сих пор вспоминает свой чудский плен. Ничего не сказал, поклонился в пояс хозяину и хозяйке за угощение.
— За мед, за кашу, за ласку вашу. — И ушел.
— И чего приходил? — недоумевал Ярец. — Ведь видно сказать что-то хочет.
— Да дело у него одно. — Подсела к мужу жена. — Свататься удумал к боярину Сударову, к дочери брата.
— Василиса нашлась? — Тысяцкий с досады крякнул. Вечно эти бабы самое интересное первыми узнают.
— Нашлась, так ведь это дело бабье, не государево, чего спешить, тебе говорить, — засмеялась жена. Была она под стать мужу, высока, величава, и возраст только красил ее, потому что жила в любви и ласке.
— Ну, и что не посватался?
— Так ведь он без роду, без вотчины. Это он в их свейских землях прынц, а здесь всего лишь воин.
— Знатный воин, княжий ближний.
— Ну, от этого терем не поднимется, мошна не вырастет, — парировала жена.
— А ведь хороший.. — Но Ярец оборвал себя на полуслове. Скажешь, а потом бабы на торгу проболтаются, а ежели не выгорит дело?
И он поцеловал жену в губы, и, встав с лавки, понес ее в опочивальню.
Глава 23. Совет
По случаю праздника, пусть еще с языческими гуляньями, собрались у патриарха, в покоях Софийского собора. Выбеленные белые стены, украшали полки с киотами святых ликов, да шкаф заморской работы со свитками. Собрались только втроем: посадник, тысяцкий и сам Владыка. Последний одет по — домашнему скромно, да и вообще риз вышитых золотом не любил. В простом монашеском одеянии, он смотрелся все равно величественно. Государственный муж, страж веры и закона.
Поели чинно, и за бокалом сладкого церковного вина, тысяцкий «забросил удочку».
— Эх, грехи мои тяжкие, уж совсем, стар стал. То бессонница мучит, то колики в пояснице.
— Хорошо бы, попить запаренного овса, или киселя, а еще медвежьи ушки, — оживился Посадник, чья мать, в молодости, лечила травами их семью и соседей по улице. Сам он моложе всех на два десятка лет. Учен в Византии, и интриги императорского двора ему, как семечки. Оттого и смог так высоко подняться. Умел, хитрван, нужных людей подбирать.
— Так оно-то верно, да иногда надо ехать, а боль на коня сесть не дает, — гнул свою линию Ярец.
— Ты что же на покой просишься? — раскусил его замысел владыка.
— А хоть бы и на покой, не сразу, смену себе выращу, годок-другой пройдет.
— И кого же наметил? — Тут уже начиналась битва интересов. Хоть вся троица заодно, но вече и подкупить можно, и своего человека поставить. Но беда в том, что не имелось у посадника такого человека. Хитрых, ушлых, ловких с избытком, а воина умелого нет.
— Так вот Северьян, — чем не тысяцкий? Веры он православной, умелый воин, опять же жениться хочет, в наших землях осесть, — выложил, наконец, правду, ради которой и затеял весь разговор, про больную спину, Ярец.
Владыка, молча пил вино, маленькими глотками, и делать свой ход не спешил.
— Что славянина не нашлось, в ополчении или дружине княжей? Аль сынка, боярского? — недовольно пробурчал Посадник, вытирая платком вспотевший лоб. Он в отличии патриарха облачен в нарядные одежды, и в теплых покоях владыки, он изнывал от жары.
— Так вот и нетути! — Надоело тысяцкому ходить вокруг да около. — А князья Киевские из каких будут, а, из тех же земель, варяги!
— Ведь не боярин, куда ему в тысяцкие.
Разговор затух, Владыка свое мнение не высказывал.
Поели еще блинов, ох и вкусны блины, да с вологодским маслицем. Молчание затянулось. Посадник собрался уходить, и так засиделся, кумовья в гости ждут.
— А на ком он жениться хочет? — наконец нарушил молчание патриарх Мирон.
— Да, вроде Василису Сударову, дочь убиенного Федора, за себя взять хочет.
— А она что жива? — удивились оба, и Владыка, и посадник.
— Объявилась, жива, здорова.
Помолчали снова. Посадник передумал уходить, игра, только вот сейчас и начиналась. Поелозил на лавке запревшим гузном, готовясь к долгой «битве».
— Вотчина ее отца большая, наследников нет, кроме брата Гордия. А не жирно ли ему будет? — Владыка отставил кубок, и строго посмотрел на сидящих напротив думских мужей.
— А ведь, и, правда! — Повеселел тысяцкий, он даже и не думал о таком раскладе. — Часть приданным пойдет, а часть…