— Церкви, — не дав ему закончить, перебил Владыка.
— А городу-то хоть бы куну? — просяще вымолвил Посадник.
— Будет и городу, — утешил его Владыка. — Ты и станешь сватом, — это уже тысяцкому. — Он нам нужен, это и торжество веры христианской, и воями славными, пребудет сила нашей земли.
— Вот и ладно был княжий человек, станет Новгородский! — обрадовано подвел итог беседы тысяцкий.
На том и порешили, а Северин и Василиса не знали, не гадали, что решается их судьба и будущее.
Глава 24. Сказка
Василиса жила в доме дяди, Гордия Симеоновича, не зная ни в чем отказа.
Его младшая дочь, семи лет нарадоваться не могла, тетя Васа и сказки и вышивать мастерица. Ну и что, что шрам у нее на щеке, платком прикрыть и не видно вовсе. Зато вон узоры как шьет, стежок к стежку.
И сказки дивные, за работой молвит.
«В стародавние времена в чащобе бил родник Жизни. Старикам он давал молодость и здоровье, а молодым красоту. И вот поздней осенью в полузимник, пришел к роднику сам Морозко — воевода, сил набраться на долгую зиму. Окунулся в родник дедушка, борода лопатой, а вышел на бережок добрый молодец с кудрявой бородкой. Надел Морозко кафтан расшитый жемчугом, да, и решил на отражение свое полюбоваться. А тут на беду медведь в те места забрел. Потревожили сон его зайцы — русаки. Известное дело, кто добрым будет, коль спать не дали. Подслеповат был хозяин лесной, да еще и злоба глаза застила. Сгреб в охапку зверь Морозко, и ну ломать. Да только родник Жизни подарил не только красу воеводе, но и силу молодецкую. Справился удалец со зверем голыми руками, а вот сил с себя скинуть тушу медвежью, уже не осталось. Так и остались они, лежать на поляне, в смертельных объятьях.
Пришли к роднику дочери Батюшки Водяного, да страхе убежали русалки, от чудища лесного. А ближе всего к роднику Жизни росла Елочка, зеленая красавица. Зима еще только вступала в свои права, и оттого не иссякла еще в деревце жизненная сила. Душа ее превратилась в девицу — красавицу, и вышла из ствола древесного.
Схрабрилась она и позвала дядюшку Лешего, тот завсегда народу лесному помогает. Освободили вдвоем Морозко от зверя. Увидела она, как блеснули в солнечном свете кудри златые. Залюбовалась Елочка красотой молодца, и оторвала на память пуговку с кафтана, с камешком — изумрудом.
А потом принесла водицы живой и омыла раны молодцу. Вздохнул Морозко, застонал и открыл глаза. Взглянула в них красавица, и пропало девичье сердечко. Глаза у парня, были синее самого синего неба, и глубже самого глубокого омута.
— Здравствуй, Морозко — воевода.
— И ты, дева лесная, здравствуй.
— Живи сто лет воевода.
— И твоему батюшке Лесному царю, того же, и тебе девица.
Поклонились друг другу, да на том и расстались.
И часто стали раздаваться на берегу родника, песни девичьи. То пела Елочка о своей любви к воеводе — Морозко. А уж Зима снегами лес укрыла, блестят на хвойных ветках звезды — снежинки. Поет Зимушка песню колыбельную, волшебную. От той песни протяжной, засыпают души деревьев зачарованным сном. Но даже самой лютой зимой дышит ель иголочками, пьет из земли воду. Уснули все деревьев в лесу, одна Елочка уснуть не может, тоскует по добру — молодцу Морозко. Разъезжает воевода на тройке белых коней по лесам и долинам. Смотрит за порядком на озерах и реках. Дарит зверю лесному новые шубки, а народу лесному объявляет волю свою: «Ищу невесту себе, княгиню молодую. Честную и добрую, мастерицу и рукодельницу. Та, что к роднику Жизни сумеет прийти в назначенный срок, в жены возьму, и одарю хоромами и сундуками с самоцветами»
Поскакали зайцы по полянам, белки по просекам. НА просеке, сороки — белобоки новость подхватили, да на хвосте по деревням разнесли, от избы к избе.
Запрягала сани воеводина дочь. Дружину батюшкину с собой брала. Да только Лесной царь все деревья в лесу на помощь позвал. Как зашагали лесные исполины на дружину, те и убежали из лесу.
Запрягала сани боярская дочь, да ехала в леса дальние. Но дальше бурелома не уехала.
Надевала лыжи охотницкая дочь, так — ту дядюшка Леший три дня по лесу водил, да так снова к дому и вывел.
А Елочка, прослышав о воле, Морозко объявленной, поспешила за тридевять земель, на поклон к Ведунье.
— Да на что тебе сундуки с самоцветами? — спросила ее ведунья.
— Да не нужны мне самоцветы, у Батюшки моего их не меньше. Полюбился мне Морозко за очи свои синие, да речи уважительные. За то, что Лес бережет, и радость всем дарит. Выпила лесная дева зелья колдовского, и стала, живой девушкой с русой косой, засияла, такой чистой и теплой красотой, какой раньше в лесу и не видывали.