— Как ты смеешь так говорить! Ведь Тира — беззащитная женщина! И ты готов бросить ее здесь на растерзание? В конце концов Тира — твоя собственность. Что же ты бросаешь свое добро на забаву другим?
— Это ты моя собственность, — буркнул Торн. — И тебя я здесь не забуду, не сомневайся.
«Вот глупец! — подумала Фиона. — Перед богом мы давно уже муж и жена, а не хозяин и рабыня».
— Как же мне дальше жить с мужчиной, в котором нет любви? — горестно вздохнула она.
— А мне — с ведьмой, укравшей мою душу? — лукаво улыбнулся Торн. — Так тебе хочется, чтобы я взял Тиру с собой?
— Очень хочется. Она приглянулась Арену, а он — ей.
— Ну, если так… Хорошо, пусть едет.
Лицо Фионы просветлело.
— Ах, Торн, спасибо тебе!
— Но только с одним условием, разумеется.
— С каким? — настороженно спросила Фиона.
— Я сделаю это для тебя, но только в том случае, если ты обещаешь всегда оставаться со мной.
— Как твоя жена?
Торн молчал так долго, что Фиона стала уже сомневаться в том, что он вообще ответит. Однако он наконец произнес:
— Хорошо. Оставайся со мной как жена, если тебе это так уж важно. Мы можем даже еще раз обвенчаться. Ты моя, Фиона. И никому, кроме меня, ты никогда не достанешься. Когда я вспоминаю про Роло, я готов убить его.
— Странные вы существа, мужчины, — задумчиво протянула Фиона. — Все истолковываете на свой лад. Боюсь, что мне никогда не удастся убедить тебя в том, что роао не спал со мною. А венчаться еще раз незачем. Я никогда не переставала быть твоей женой. Наша христианская религия не признает развод на словах.
Торн запрокинул голову и расхохотался.
— Тогда все в порядке. Ты остаешься навсегда в моей постели, а я постараюсь забыть о том, что ты была любовницей Роло.
Фиона вздохнула и с отчаянием посмотрела на Торна. Он пошел к двери, коротко кинув на прощание:
— Я должен идти. Сегодня мы провожаем в Валгаллу отца. Все готово. Осталось лишь зажечь погребальные факелы и выпустить его ладью в открытое море. Отец отправится в Валгаллу так, как и подобает славному викингу. А назавтра мы поднимем паруса — и вперед на Мэн. Все ион сокровища уже погружены на пять драккаров. Нужно спешить. Если мы не отплывем завтра, мы можем застрять здесь до будущей весны. Вряд ли тебе понравится сидеть всю зиму взаперти в этой спальне.
— К утру я буду готова, — сказала Фиона. — А Тире ты сам скажешь?
— Да, скажу, когда буду проходить через зал.
Он подошел уже к самой двери, когда услышал за спиной:
— Торн.
Викинг остановился, затем медленно обернулся назад.
— Да?
— Если ты еще раз скажешь мне хоть слово про Роло, я сделаю с тобой то же, что и с ним.
— Что именно? — удивленно спросил Торн.
В ответ Фиона ласково улыбнулась и сказала вкрадчиво:
— Как что? Лишу тебя мужской силы.
Над водой еще стелился легкий утренний туман, когда пять ладей-драккаров со ста пятьюдесятью викингами на борту отошли от причала и, влекомые течением и легким попутным ветром, двинулись по глади фьорда к выходу в открытое море. На борту были несметные сокровища, принадлежавшие великому и страшному викингу по имени Торн Безжалостный.
Фиона плыла вместе с Торном, все на той же «Птице Одина», под знакомым парусиновым тентом. Фиона вновь свернулась под ним калачиком — все было как прежде, только рядом с нею больше не было старого верного Бренна.
Тянуло сыростью и холодом, и Фиона поплотнее укуталась в медвежью шкуру, но и сквозь нее пронизывало дыхание морского ветра. Сегодня с утра Фиона чувствовала себя разбитой и больной, но приписывала свое состояние естественному волнению — ведь она возвращалась домой.
«Как хорошо будет вновь увидеть отца», — подумала она.
Фиона тихонько попросила бога, чтобы все на острове было тихо и ладно и чтобы те люди, которых оставил там Торн, отплывая домой, оказались добрыми правителями, при которых ее землякам жилось спокойно и легко.
Ближе к полудню Фиона с удивлением ощутила начинающуюся морскую болезнь. Никогда прежде ее не укачивало на море. И путешествие в страну викингов она перенесла легко.
Она посмотрела на волны за бортом, сглотнула подступивший к горлу горький комок и, чтобы отвлечься, стала думать о том, какое будущее ожидает ее с мужчиной, который страстно хочет ее, но при этом отказывается признаться, что любит. Правда, в глубине души Фиона была уверена, что Торн по-настоящему любит ее. Она чувствовала это в каждом его вздохе, в каждом взгляде.
«Наступит время, и он сам все поймет», — решила она.
На третий день плавания Фиона сидела и грелась под лучами летнего солнца на палубе драккара, наблюдая, как режет волны острый нос ладьи и бегут от него за корму пенные полосы. Внезапное волнение охватило ее, и Фиона поняла, что у нее вновь начинается видение. Солнечный свет померк в ее глазах, и из темноты понемногу начали проступать какие-то тени. Еще немного, и Фиона увидела вооруженных пришельцев — датчан, которые с боевым криком сбегали с холма к дому Торна. Вот Торольф — растерянный и злой. Все это было похоже на ту битву, которая явилась Фионе в лесном видении. Но сейчас Торн не мог успеть на помощь!
Фиона закричала. Торн прибежал немедленно, а гребцы, сидевшие на веслах, вздрогнули и посмотрели на Фиону со страхом и удивлением. Глаза Фионы были подернуты дымкой. Она сидела на палубе и мерно, как маятник, раскачивалась из стороны в сторону.
Торн опустился перед нею на колени, схватил за руку.
— Что с тобой? Что случилось? Ты испугала всех нас.
Фиона медленно возвращалась к реальности. Раскрыла глаза, непонимающе посмотрела по сторонам, затем негромко, раздельно проговорила:
— Мы должны вернуться.
— Что? Да ты с ума сошла! Мы уже три дня как в открытом море!
— Торольфу нужна твоя помощь. Пришельцы. Датчане. Они громят твой дом. Поверь мне. Торн. Мне не зачем лгать, ты знаешь.
Торн серьезно посмотрел на Фиону:
— Да, ты не станешь лгать. Расскажи, что ты видела.
— Я уже сказала. Я мало что смогла рассмотреть.
— И ты хочешь, чтобы мы вернулись? Это после того, как Торольф едва не отрубил тебе голову?
— Торольф — твой брат. Ты любишь его. Ты должен идти на помощь и спасти его.
Торн поднял голову и прокричал что-то на своем языке. Сначала головной драккар, а за ним и четыре остальных переставили паруса, круто развернулись и направились назад, в порт, который оставили всего три дня тому назад. Паруса поймали попутный ветер, и пятерка ладей быстро заскользила по спокойной глади моря.
Еще через три дня они пришвартовались в знакомой гавани Кепинга. Первым, кого они увидели на пирсе, был Ульм. Голова перевязана, и при ходьбе он сильно приволакивал правую ногу. Изумленно уставясь на Торна и его людей, Ульм растерянно объяснил, что живет сейчас здесь, в прибрежной деревне. Он издалека увидел паруса драккаров Торна.
— На поместье напали три дня тому назад, — рассказывал Ульм. — Датчан было больше, и они напали внезапно. Торольф попал к ним в плен. Датчане требуют большой выкуп. К конунгу послан человек с донесением, но вряд ли конунг тряхнет казну и заплатит из своих сундуков.
— Где сейчас датчане? — спросил Торн. — Что с домом?
— Дома больше нет, — хрипло ответил Ульм. — Сожжен дотла. А датчане… Они расположились лагерем на берегу фьорда и ждут ответа. Захватили всех рабов Торольфа, его сокровищницу, но им все мало. Они и меня послали сюда, в деревню, чтобы я уговорил здешних крестьян заплатить за Торольфа. Да только где им взять столько денег? Вот тогда мы и послали гонца к конунгу.
— А много их, этих датчан?
— Воинов сто пятьдесят, не меньше, — ответил Ульм. — Они прошли в фьорд под покровом ночи и напали на нас неожиданно, на заре. Да, мы уже предупредили Роло. Что ни говори, а он наш сосед. Датчане не остановятся. Они пойдут, чтобы захватить соседнюю землю, а это как раз владения Роло. Если соседние ярлы не объединятся, мы хлебнем немало горя.
— Роло — наш союзник, — хмуро согласился Торн. — И потому мы должны забыть о наших разногласиях. Он должен прийти на помощь нам, чтобы спасти свою собственную землю.
Ульм искоса взглянул на Фиону и спросил:
— А почему вы решили вернуться? Неужели эта ведьма снова предупредила вас?