– Ага, – с оргинальным выговором, но вполне по-русски наконец изрек старший. – Ты, значит, на девку мою напал. Нехорошо.
Молодой мигом вздернул лук. Я изготовился. Но сумею ли отбить стрелу, выпущенную с двадцати шагов? Бо-ольшой вопрос…
– Это еще как посмотреть – кто на кого напал, – возразил я. – А собачкой меня травить – хорошо?
– Сам из каких? – тут же сменил тему «гном».
Хмм… Сильный вопрос.
– Человек.
– Сам вижу, что не лешак, – проворчал бородач.
– А Снежок-то на него – как на волка брешет, – подал голос молодой.
Псина, угадав, что речь идет о ней, зашлась в приступе утробной ярости.
Да уж, Снежок. Впрочем, если эту кучу шерсти как следует постирать…
– Нишкни! – рыкнул «гном».
Заткнулись оба. И молодой, и псина. Как отрезало.
– Кто ты есть? – сурово произнес бородач. – Людин? Иль холоп беглый?
– Людин.
Выбор, как вы сами понимаете, очевиден.
«Гном» хмыкнул. Скептически.
– Чего хочешь?
Ага, это вопрос по существу.
– Одежда, еда, покусатости полечить! – Я продемонстрировал повязки на руках.
– Виру, что ли, стребовать желаешь?
Молодой гыгыкнул, но тут же снова сделал суровое лицо.
Я шутки не понял.
– Помощи прошу, – смиренно произнес я. – Отработаю.
– Умеешь что?
Я пожал плечами:
– Многое.
– Откуда знаешь, что я врачевать могу?
– Врачевать я и сам могу. Было бы чем…
– Добро, – бородач опустил копье. – Быська!
Из ворот выглянула давешняя блондинка.
– Дай этому порты и рубаху старую. А то ходит будто в бане.
Мы еще немного поиграли в молчанку, пока блондинка бегала за одежкой.
В дом меня не звали, а сам я не напрашивался.
Блондинка вернулась и принесла заказанные порты и рубаху.
Штаны были своеобразные: ни карманов, ни пуговиц. На поясе – дырочки, сквозь которые продели веревку. Рубаха оказалась еще примитивнее: два куска грубой холстины, кроенные сразу с рукавами и сшитые вместе. Для головы оставлена дырка.
Все трое, включая блондинку, внимательно наблюдали, как я одеваюсь.
Ну и хрен с вами, дорогие хозяева! Нет, это просто удивительно, насколько наличие штанов прибавляет уверенности в себе. Еще бы обувку какую-нибудь…
Я поглядел на ноги моих благодетелей. Ага, у старшего что-то вроде кожаных сандалий, а у младшего… лапти! Из бересты!
А чего я, интересно, ждал? Это же прошлое! До «найка» с «адидасом» еще жить и жить. Хотели, уважаемый господин Переляк, попасть в эпоху меча? Вот вам! И лапти в придачу. То есть как раз лаптей-то мне и не дали. Ладно, перебьемся. Босиком по лесу ходить – я привычный. Даже нравится.
– Зовут как? – поинтересовался бородач.
– Николай.
Мужики переглянулись. С одинаковым выражением. Очень похоже. Наверняка отец и сын.
– Ни Кола? – переспросил старший.
– Нет, Николай!
Снова переглянулись.
Младший гыгыкнул:
– Ни кола ни двора, вот это в масть.
Старший спросил серьезно:
– Николай – это что значит?
Ишь ты, какие мы любопытные.
– Это значит – сильный.
Вообще-то «Николай» в переводе с греческого – «победитель народов», вариант – «победитель людей». Но я – человек скромный.
– Так ты не словенин! – воскликнул молодой. – То-то у тебя говор чужеватый!
Интересный вывод. Сам ты – чужеватый, подумал я. Но смолчал. За порты и не такое стерпеть можно.
– Меня Ковалем зови, – разрешил бородатый. – А это сын мой, Квашак. Значит, отработаешь?
– Я же сказал!
– За еду и одежу, – уточнил Коваль. – До листопада.
Я прикинул по времени. Сейчас август. Вернее, там, в том времени – август. Хотя здесь, похоже, аналогично. В крайнем случае, июнь, потому что вокруг однозначно лето. Значит, от двух до четырех месяцев получается. Нормально. Как раз разберусь, что тут к чему.
– Договорились.
Коваль перехватил копье в левую руку, вытянул правую… Я сообразил, что надо не пожать, а хлопнуть.
– Волох ряду видок! – торжественно изрек бородач. Рожа хитровато-довольная. Надо полагать, я упорол какой-то косяк. Ладно, прорвемся.
Коваль сунул копье сыну.
– Пошли, Ни Кола, раны твои врачевать будем.
Глава четвертая, в которой герой по незнанию приступает к женской работе и получает под зад
Лечение оказалось нехитрым. Сначала промывка какой-то едкой настойкой, потом – повязка из смеси жеваного подорожника с какой-то мазью омерзительного вида и запаха. Вся процедура – весьма болезненная. Мерзкая мазь жгла, как кипяток. Я мужественно терпел истязания. Мужество мое оценено не было. Думаю, зашипи я от боли, Коваль бы удивился.