– И караваны грабят?
Добрыня довольно хмыкнул:
– А как же!
– Надо навести порядок.
– Об этом, князь, нужно было думать, пока в Новгороде сидел. Об этом, а не о девках.
Хотелось спросить, как надеется дядя пройти мимо этих самых грабителей, но Владимир не решился, понимая, что дядя снова его высмеет.
Князь покрепче ухватил рукоять весла. Вода здесь такая, что ли, но весло становилось с каждым взмахом все тяжелей.
К вечеру пристали к берегу, быстро разбили лагерь, но широко располагаться не стали, и кормчий, и сам Добрыня Никитич явно чего-то боялись. Вокруг ни дыма, и с воды ничего не было видно, чего они пугаются?
– Здесь воинственные местные жители?
Добрыня помотал головой:
– Нет, опасность там, на воде…
Значит, дядя все же боится этих самых озерных разбойников.
С первыми лучами двинулись дальше, к полудню вместе с берегом повернули снова на запад, и тут произошла встреча, которую явно ждали и которой боялись. Впереди показались три драккара, тут же поспешивших к их кнорру. Добрыня крикнул:
– Щит!
Племянник, недавно сменившийся на веслах, бросился подать ему обычный червленый щит, но дядя отмахнулся, принимая другой у ближайшего дружинника. Щит странный – внутри он был белым. Именно этой стороной Добрыня и прикрепил его на нос. Только тут Владимир заметил, что голова дракона снята, а ее место пустует.
Да, он слышал о таком обычае: голову снимали и прикрепляли белый щит, чтобы показать, что идут с миром.
Верно, с тремя двадцативесельными драккарами одним кнорром не повоюешь. Но что-то подсказывало, что Добрыня сам искал встречи с этими людьми. Варяги? Но золота больше нет, нанять их не на что, самим наниматься в дружину, конечно, почетно, но едва ли возьмут…
С приблизившегося первым драккара что-то закричали, в ответ Добрыня упомянул имя Харальда Свирепого.
Их кнорр окружили, на борт прыгнули несколько хорошо вооруженных крепких викингов, а к рулевому веслу встал еще один. Дальше следовали именно так: впереди шел один драккар, позади другой, третий отправился дальше по своим делам, но и этих двух хватило бы в случае сопротивления. Однако никто сопротивляться не собирался.
Они подошли к большому острову, оказавшемуся группой островов с множеством удобных бухт и хорошими проходами во внутренние озера.
На берегу заметили приближение конвоируемого драккарами кнорра, как обычно, вперед выступили похватавшие оружие мужчины. Даже при том, что два драккара свои, опасаться все равно стоило.
На берег новгородцы сошли спокойно, но в окружении вооруженных крепких людей чувствовать себя уверенно не получалось. Добрыня оглядывался…
– Эй, Добрыня Хитрый, ты ли это? – раздался громоподобный голос со стороны. При звуках этого голоса варяги повели себя иначе, они расступились, явно выказывая уважение его обладателю.
– Харальд, я не ошибся, когда направлял нашу ладью сюда, – обрадовался Добрыня.
Владимир смотрел на дядю во все глаза, значит, тот знал, куда плывет, он знаком с хозяином этих мест? Почему же не сказал?
– Как ты узнал, что я здесь?
– Брунгильда сказала.
Харальд хмыкнул чуть смущенно, хотя казалось, что смутить эту гору мышц невозможно:
– Эта женщина всегда все знала. Куда спешишь?
– Сейчас никуда. Мы переживем у тебя зиму?
Харальд нахмурился:
– Тебе нужна помощь?
– Нужна.
– Хорошо. Пойдемте в дом. Ветер поднимается. А это кто? – Он кивнул на Владимира, смерив князя цепким взглядом с головы до ног.
– Это мой племянник Владимир, сын Малуши.
– Постой, постой… Малушин сын ведь князь в Новгороде, я так слышал.
– Был князем. Говорю же – помощь нужна.
Очередной порыв ветра хлестнул их ледяными брызгами, даже варяги не любили зря мокнуть, потому все отправились в большой длинный дом, темневший в стороне.
По пути Владимир осторожно поинтересовался:
– Откуда ты знаешь этого Харальда?
– Наши матери сестры.
– Ты сын варяжки?!
– Нет! Мою тетку захватили на торге в Киеве, никто из киевлян не вступился, когда Хамунд Рыжий Любаву увез. Только через много лет она сумела весточку передать, что замуж за викинга вышла, троих сыновей и пять дочерей родила. Один из этих сыновей – Харальд. Он бывал в Киеве, когда ты был совсем малышом. Тогда мы и встретились. У него наш знак родовой, по знаку догадался, а уж потом он рассказал о матери со славянскими корнями.
– А кто такая Брунгильда?
– Тебе лучше не знать. – Когда у Добрыни такой голос, то продолжать расспросы бесполезно и даже вредно для здоровья. Владимир перевел разговор на другое.