То, что я приходил сюда, не знал даже вездесущий Бьёрн, который отвечал за безопасность клуба и всех, кто содержался внутри него по своей воле или против.
Сколько раз это было за последнюю неделю?
Четыре? Пять? Может, больше?
Я просто приходил, садился на край стола так же, как сейчас, и смотрел на то, как Лиза спит, не трогая ее, не приближаясь.
Рассматривал ее. Вдыхал аромат тела. Прислушивался к тому, что девчонка шепчет в своем беспокойном сне, кутаясь в одеяло так сильно, что порой ее лица было даже не видно.
Я не понимал того, что она говорила на своем родном языке, но иногда мне казалось, словно она звала кого-то. Может, просила о помощи?
Думал, что приду всего один раз, чтобы убедиться в том, что это та самая девушка из русского квартала, чьи голубые глаза я не мог забыть вот уже полгода.
Но когда убедился, что это она, то уже не мог остановиться.
Меня затянуло.
Я не думал, что меня кто-то поймает на этом странном занятии. Особенно она.
Впрочем, это уже не имело значения.
Странно только, что она молчала, не впадая в истерику, и не пыталась задать вполне резонный вопрос: для чего я приходил к ней?
Девчонка просто смотрела на меня, как-то сжавшись и явно о чем-то размышляя, пока я с интересом ждал, что будет дальше.
— Может, трахнешь меня и отпустишь на этом?..
— Трахну? — переспросил я, выгибая бровь. — Любишь, когда тебя трахают?
От этого вопроса лед в моей крови начинал кружить острыми жалящими осколками, даже если я знал наверняка, что после разрыва со своим горе-женишком Лиза не встречалась больше ни с кем. Даже не смотрела в сторону мужчин.
Но когда ярость подогревается возбуждением, становится слишком опасно.
Моя кровь была ледяной, но, черт возьми, несмотря на заверения окружающих о том, что я бездушный монстр, я всё-таки тоже был человеком.
И в этом была моя единственная слабость.
Девчонка хрипло взвизгнула, когда я сделал резкий выпад к ней, вероломно хватая за шею, и выдернул из кровати, чтобы придавить к холодной железной стене.
— Порой между отчаянной смелостью и невоспитанным вероломством проходит тонкая грань. Не боишься, что я могу принять твое предложение?
Теперь боялась.
Смотрела на меня своими распахнутыми глазищами, зажатая у стены без права на побег, и едва могла дышать.
Не потому, что я слишком сильно сжимал ее горло рукой, нет.
Это была лишь попытка показать, что при всей смелости и отваге иногда нужно знать и свое место.
Гораздо больше ее пугало то, что я был действительно возбужден и не пытался скрыть это, когда второй точкой удержания в плену стали наши бедра.
— Ну так что? Мне принять твое любезное предложение, Холодное сердце?
Девчонка упрямо и испуганно молчала, даже не моргая. Лишь кончики ее черных ресниц дрожали в такт участившемуся сердцебиению, а мне хотелось смачно выругаться, потому что я завелся.
Так, что не ожидал сам от себя.
Я пришел сюда лишь для того, чтобы припугнуть девчонку и заставить ее наконец начать есть.
Теперь же всё вышло из-под контроля, когда хотелось наплевать на правила, которые я сам же и создал, и окунуться с головой в тепло ее тела и этот аромат, который окутывал меня и пленял.
— Ты отпустишь меня…потом?
— Ты не кажешься глупой девушкой, — проговорил я, не отпуская ее шею из своего хвата, но склоняясь так, что мог собрать губами ее легкое прерывистое дыхание. — Как думаешь сама, из этого места есть выход?
Лиза побледнела, потому что не была глупой и всё прекрасно понимала.
Смертникам, подобным ей, из «Чертога» можно было выбраться только в одном случае — мертвыми.
В черном мешке со множеством трубок для дальнейшей работы трансплантологов.
Или прахом в большой печи.
— И запомни: я — убийца, а не насильник.
В эту секунду нужно было поступить правильно — сделать шаг назад и выпустить ее.
Но тело жаждало иного. Получить хотя бы долю из того, о чем я мечтал сейчас.
Зажимая ее еще сильнее, даже если понимал, что у девчонки нет возможности оттолкнуть меня или сбежать, я припал к ее губам, целуя жадно и жестоко.
Ее вкус не давал мне покоя вот уже полгода.
Он отзывался во мне каждый раз, когда я закрывал веки ночами, будучи не в силах уснуть и видя перед собой эти глаза, смотрящие на меня.
Я не смог его стереть из памяти другими женщинами.
Не смог утопить в алкоголе.
И вот он снова был во мне. Пусть через сопротивление и страх, но он снова был только мой. И это походило на взрыв.