В Ирландии влияние кельтской Церкви также доказало свою мощь. Церковь, сильно пострадавшая от неистовства викингов, в скором времени нанесла им мощный контрудар. Даже такой человек, как Готфрид, брат язычника Сигтрюгга Йоркского и «самый жестокий из всех норвежцев», был под таким впечатлением от церквей, что во время своих опустошительных походов по Армагу «жалел церкви и дома молитвы».
Особенно, почти сразу же после их первого появления, ирландская Церковь пленила датчан. Когда их котлы на берегах Лох-Карлингфорд дымились со своим жутким варевом, в то же время «поблизости была вырыта канава, вся полная золота и серебра в дар святому Патрику». Подобное поведение стало вообще типичным для датчан. Они поддерживали дружеские отношения с духовенством, в то время как «светлые чужеземцы» все еще оставались вне лона Церкви.
С самого начала — со времен дублинского Анлафа Кварана — и впредь большинство королей городов-портов в Ирландии были христианами вне зависимости, были ли они датчанами или норвежцами. И все же, несмотря на это, в Дублине всегда имело место смешение вер. Храм Тора процветал даже тогда, когда Сигтрюгг Шелкобородый чеканил монеты с изображением креста. Сигтрюгг Шелкобородый никогда не был фанатиком. Сигтрюгг отдал свою дочь в ирландский монастырь, дважды совершил паломничество в Рим, и при этом мог отправиться на Оркнейские острова и предложить ярлу-отступнику сражаться на его стороне против ирландцев-христиан при Клонтарфе. Именно Сигтрюгг основал собор, ныне называемый Кристчерч. На склоне своих лет он «указал место для строительства церкви Святой Троицы» и «дал серебра и золота на ее постройку».
Довольно любопытен тот факт, что крещеные норманны в Ирландии обращались к английской Церкви в обход местной христианской иерархии. Первый скандинавский епископ Дублина ездил в Англию, где его рукоположил Ланфранк, и вслед за ним не одно поколение епископов Дублина, Уотерфорда и Лимерика, избранных духовенством и мирянами своих будущих епархий, отправлялось в Кентербери для рукоположения. Ирландская Церковь могла протестовать сколько угодно, однако вплоть до двенадцатого столетия Дублин крепко держался за Кентербери.
Однако на Оркнейских островах ситуация была совершенно иной, нежели в Ирландии. В отличие от сильной ирландской Церкви, на островах среди норвежцев не осталось священников-кельтов. Соответственно, и принятие христианства здесь сильно запоздало: первая церковь была основана не ранее, чем через пятьдесят лет после короткого визита Олава сына Трюггви. Но, хотя семя и было брошено поздно, всходы оказались скорыми. В течение всего следующего столетия на Оркнейских островах появились и свой святой, и собор, и достопамятный епископ-воин.
Епископ Вильям Старый, первый из занимавших это место на Оркнейских островах, был масштабной фигурой своего времени. В течение шестидесяти шести лет он обладал всей полнотой власти во владениях оркнейского ярла, участвовал в непрекращавшихся конфликтах, как внутренних, так и внешних, в то самое время, когда даже князь Церкви не мог быть застрахован от гнева простонародья или меча воина. Но, в отличие от некоторых своих преемников, он почил в мире в собственной постели. Его старые кости были с честью погребены в соборе в Керкуолле и лежали там до тех пор, пока в обновленческом безумии девятнадцатого века какие-то фанатики выбросили их оттуда на основании того, что «церковь, мол, не кладбище».
Вильяма Старого можно назвать священником викингов — хотя бы за его слишком терпимое отношение к оркнейским пиратам. В те времена это ремесло было очень популярно на пространстве между нашими северными островами и вообще по всему Северному морю. Некоторые грабители-христиане, судя по всему, относились к церквям и монастырям все же немного мягче, нежели их языческие предки. Тот факт, например, что Магнус Голоногий уважительно отнесся к монастырю на острове Айона, оказался достаточно значимым, чтобы упомянуть об этом в рассказе о его подвигах: «Магнус конунг приплыл со своими людьми на Святой Остров и обещал мир и безопасность всем людям и сохранность всему добру. Люди говорят, что он хотел отпереть часовню Колумкилли (Колумба), но не вошел в нее, а закрыл дверь на замок»(5).
В этом походе Магнуса Голоногого в рядах его армии оказался другой Магнус, которому судьбой было уготовано оказать еще большее влияние на воображение современников. Этот юноша по прошествии многих лет стал известен всему Северу как святой Магнус.