Деревянный брус длиной 12,5 м также был обнаружен вместе с судном, и, если учитывать пропорции корпуса и вышеупомянутого деревянного узла оснастки, некоторые склонны считать его реей. Ракке, которая, должно быть, фиксировала рею на мачте, также сохранилась. Между тем парус Усебергской ладьи не отыскался, наличие на ней такелажа вообще можно лишь предполагать. Передние и задние опоры тоже почти наверняка использовались для поддержки, а кроме того, для установки и снятия мачты, и, несмотря на отсутствие постоянных фиксаторов для таких важных узлов, как ванты, они могли вставляться в отверстия, просверленные в подкосах. Нет сомнения, снасти такелажа и нижние — шкотовые — углы паруса крепились к шпунтам в сторону кормы от третьего и четвертого шпангоута.
Дубовый руль со всей его гибкой и подвижной оснасткой — в этом случае представленной сосновыми корнями — и коническим бобылем установлен на правом борту. Горловина руля удерживается на своем месте на планшире за счет плетеной кожаной ременной скрепы. С целью усилить корпус так, чтобы он мог лучше выдерживать нагрузки, сопряженные с применением руля, к планширю на данном участке приделан массивный дубовый брус, который плавно сужается к корме. Однако при этом не найти даже каких-то следов румпеля.
Зато на борту ладьи отыскались пятнадцать пар весел, варьирующихся в длине от 3,7 до 4,03 м в соответствии с изгибом корпуса и разным расстоянием от ватерлинии. Сами весла окрашены и изящно переходят в напоминающие листья лопасти. Когда ими не пользовались, их складывали в вилкообразные деревянные козлы, установленные bi гутри судна по обоим бортам.
Несмотря на высокое качество работы мастеров и отличное рабочее состояние весел и руля, они не носят на себе никаких следов износа, посему возникает подозрение, что ими вообще никогда не пользовались. Складывается довольно стойкое впечатление, что ладью списали как действующее судно еще до захоронения, вполне вероятно, некоторую часть оригинальной оснастки с судна позаимствовали для других кораблей, а руль и весла изготовили специально для похорон.
Поскольку на корабле нет ни следа лавок для гребцов, выдвигается предположение, что они сидели на морских рундуках. Своими размерами по крайней мере один такой сундук на борту судна делает его идеально подходящим для подобной надобности, даже железные гвозди, которыми сколачивалось изделие, имели луженые шляпки, чтобы предохранить железо — более чувствительный к воздействию брызг морской воды металл. Судно снабжено отлично сохранившимся якорем с дубовым штоком длиной около 1 м и весом 10 кг. На якоре два ушка, или кольца, для пропускания через них каната — одно на самом верху, а другое между лапами. Несмотря на отличную работу кузнеца, якорь слабоват, и мало верится, чтобы он мог прочно удерживать корабль таких размеров. Есть теория, что якорь применялся, когда ладья находилась на берегу, где зацеплялся за что-нибудь, чтобы судно не подняло и не унесло приливом.
Была обнаружена даже 7-метровая сходня шириной 30 см и с отверстием с одной стороны, предназначенным для ее крепления к корпусу. Корабль был укомплектован разным хозяйственным инвентарем, в том числе ведрами, корзинами, большим медным котлом для приготовления нищи и бочонком для воды.
И наконец, наступает время сказать несколько слово о превосходным образом сработанных носе и корме. Щедро украшенные и гордо вздымающиеся ввысь, они нависают над ватерлинией на 5 метров и заканчиваются в изысканно сработанных серпантинных спиралях. Те не просто придают Усебергскому кораблю необходимую долю грациозности, но и упрочивают его положение как одного из прекраснейших произведений искусства, дошедших до нас из эры викингов. С боков форштевень и корма покрыты резными фризами с изображениями мифических зверей. Типичная для того периода резьба превосходным образом сохранилась. В точке, где дуга переходит в спираль, оформление становится проще, линии имитируют тело змеи и превращаются в голову змея в носу и в хвост на корме.