Викки сидела как на иголках, пока бабушка рассказывала о годах учебы в Кейботе, где сейчас училась и Викки, о выездных раутах, о дебюте на балу, о свадьбе и двенадцатинедельном путешествии в Европу — их с Эрлом медовом месяце. Про сына не было сказано больше ни слова, но Викки уже настроилась на то, что сегодня она обязательно должна получить ответы на вопросы, мучившие ее всю жизнь. В конце концов, ей скоро восемнадцать, на носу свой собственный дебют в свете и пора, давно пора узнать правду о родителях, какой бы неприятной она ни оказалась.
Улучив момент, она задала внешне безобидный вопрос:
— А что, мой… э-э-э, Джейм был болезненным малышом?
— Джейм? С чего это ты взяла? Более здорового ребенка свет не видел. Правда, у меня не было возможности заботиться о нем самой, но его няньки не знали с ним хлопот. Все его просто обожали. Он был всегда такой красивый, улыбчивый и добрый! Когда он подрос, Эрл в минуты раздражения называл его бабником, но это неправда. Разве Джейм был виноват в том, что женщины вокруг него так и вились?
— И тем не менее он женился на моей матери… — осторожно вставила Викки. — А кстати, они были вообще женаты?
— Ну конечно! Мы с Эрлом не поехали на свадьбу, ведь… ведь… в общем, мы чувствовали себя разочарованными и обманутыми в своих ожиданиях. Твоя мать была… в общем, не о такой жене для Джейма мы мечтали. Никто не знал, откуда она вообще взялась, да еще все эти байки о ее прошлом… Она пользовалась дурной славой еще до встречи с Джеймом. — Миссис Ада тяжело вздохнула и тряхнула головой. — Они были женаты два года, всего два года. Потом Джейма… потом он покинул этот мир. Что до твоей матери, то еще через года два она разбилась во время прыжка.
— Во время прыжка?
— Да, какой-то там номер в цирке. Так ты оказалась у нас. Как часто я потом жалела, что у меня не хватило характера пойти против Эрла и побывать на их бракосочетании…
Викки какое-то время переваривала услышанное, затем, встрепенувшись, спросила:
— Бабушка, у тебя нет их фотографии?
Старушка даже испугалась:
— Нет, нет! Эрл будет в ярости… Он хотел, чтобы ты нас и только нас считала своими родителями. Что было — то прошло, и не надо ворошить былое.
— Но неужели вам с дедушкой не приходило в голову, что вся эта таинственность лишь разжигает мое любопытство?
Миссис Ада пристально взглянула на девушку.
— Странно. Ты точь-в-точь повторяешь то, что я говорила Эрлу. Впрочем, он, разумеется, даже и слушать меня не стал. Он вообще никогда к моим словам не прислушивался. Иногда мне кажется, что я вообще для него не существую.
Викки промолчала. Ее и раньше поражало, что эти два человека, общение между которыми не выходило за рамки неизбежных формальностей, когда-то были так близки друг другу, что даже произвели на свет ребенка. Любили ли они хоть когда-нибудь друг друга? А если да, то что превратило их любовь в прах? Знакомо заныла грудь — это болело то ли сердце, то ли душа. Где-то в бесконечном далеке ее памяти смутно брезжило воспоминание о сверкающей улыбке, певучем ласковом голосе, нежных объятиях — о золотом веке, который был и канул в небытие. Неужели это воспоминание о матери?
— Бабушка, — настойчиво сказала Викки, — ведь не может быть, чтобы вы сожгли все фотографии! Ведь он был вашим единственным сыном!
Но старая миссис Ада уже ничего не слышала, и лицо ее приобрело обычное в последние недели выражение: бессмысленная улыбка, бесцельно блуждающие глаза, пустой взгляд… Викки уже знала, что такая перемена имеет прямое отношение к той коричневой жидкости, которую она попивала из чайной чашки.
Чего никак не могла понять Викки, так это откуда у бабушки такие богатые запасы хереса. Время военное, спиртного нигде не достать. Конечно, пронырливость слуг не знает границ, особенно если речь идет о миссис Райт, бабушкиной сиделке, но откуда у бабушки деньги? Никогда их у нее не было, а теперь тем более. Неужели драгоценности?..
Викки перевела взгляд на шкатулку красного дерева, стоявшую на изящном туалетном столике возле двери. Убедившись, что глаза бабушки закрыты, девушка тихо встала, подошла к столику и открыла шкатулку.