— Между прочим, некоторые мужчины просто уверены, что их женщины жить не могут без побоев, — сказала она. — Ты сама не провоцировала его на такого рода поведение?
Глаза Викки сверкнули.
— Нет. Я ему сказала, что если он еще хоть раз ударит меня, я уйду. С тех пор он меня пока не трогал.
Мара закивала, чувствуя, будто у нее с души свалился камень.
— Лучшее, что я могу тебе посоветовать, — это развязаться с Джимом как можно скорее.
— Согласна, поэтому я и пытаюсь найти себе другую работу. Я хотела поговорить с кем-нибудь из владельцев ларьков, но если последнее слово за Майклом Брадфордом, то у меня, как я понимаю, ничего не получится.
— У тебя нет денег?
— Джим ни разу не выплатил мне жалованья. У него всегда полно оправданий, но я подозреваю, что он таким способом просто пытается меня удержать. Но теперь я дам ему понять, что вечно так продолжаться не может. — Она поймала взгляд Мары, и лицо ее снова залилось краской. — Только вы не подумайте, что я пришла сюда, чтобы просить денег… Ну, я пойду…
Она поднялась со стула — молодая, гибкая, по-королевски независимая.
— Благодарю вас за чай, — сказала она и вышла.
Из-за полога показалась Кланки.
— Право, она какая-то ледышка! — негодовала Кланки. — Ничего не спросила про мать, один-единственный вопрос об отце… Просто удивительно, до чего могут быть непохожи друг на друга люди, даже если они родственники! Джейм был такой теплый и отзывчивый.
— Ну, Джейма ты поначалу тоже не жаловала! А потом, кто знает, может быть, она такая же под своей ледяной оболочкой? — отозвалась Мара.
— Возможно. А вдруг она пошла в своего деда? — Кланки критически взглянула на окаменевшее лицо Мары. — Оставь ее, Мара. Ей не пять лет. Она должна сама все решить, сама отвоевать себе место в жизни.
Не дождавшись ответа, Кланки начала убирать со стола.
— Давай-ка лучше приготовимся к работе.
— Ты права, — со вздохом сказала Мара. — В нынешней ситуации цирк не проживет без моих двенадцати процентов.
— А не предложить ли им двадцать пять? — усмехнулась Кланки.
— Черта с два! — возмутилась Мара, и только тут сообразила, что Кланки просто дразнит ее. Гордо вскинув голову, она двинулась в спальню, но на душе у нее уже посветлело. Что-что, а поднять настроение лучше Кланки не умеет никто. Славная компаньонка, бесценный друг! Если бы Мара могла такой же дружбой одарить свою дочь, пусть между ними с первого взгляда и нет почти ничего общего…
На лицо Мара наложила новый слой грима и припудрила шрамы пудрой разного тона. Полностью скрыть их было нельзя, но теперь они все же не так бросались в глаза. В свое время она погоревала по поводу своего жестокого жребия, но недолго. Она давно уже свыклась со шрамами, а иногда ей даже казалось, что они придают ей шарма.
Но зачем ей вдруг понадобилось говорить девочке, что она знала Принцессу Мару и Джейма? И что она в курсе, кто такая Викки? Удивительно, но Викки не воспользовалась возможностью побольше узнать о родителях… Тут что-то есть: Мара заметила настороженность в холодных синих глазах, какой-то непреодолимый барьер на пути к откровенности. Во-первых, Викки могло смущать, что она — дочь циркачки, во-вторых… во-вторых, она могла воздержаться от расспросов из боязни узнать, что ее мать — цыганка.
Как бы ни менялся окружающий мир, предрассудки никогда полностью не исчезают, особенно если речь идет о предубеждении против цыган — во многом обоснованном и прочно укоренившемся. Почему-то это обстоятельство угнетало Мару сейчас гораздо больше, чем после изгнания из племени. Наверное, потому, что она недавно узнала: наряду с евреями нацисты уничтожили в концлагерях целые таборы ее соплеменников…
Закончив одеваться, Мара открыла шкатулку, чтобы выбрать золотую цепочку. Забавно, но блеск золота был мил ей сейчас не меньше, чем в молодые годы. Говорят, что последняя радость старости — это страсть к накопительству, но в ее случае речь шла скорее о привязанности к своим украшениям. Она видела многих старух, на морщинистых шеях и запястьях которых мерцали драгоценные камни, и когда дело доходило до гадания, то на первом месте у них всегда были деньги, потом — здоровье и семья, и лишь в самом конце — мужчины.
Что ж, выходит она еще не очень старая? Она по-прежнему красивая женщина — не так ли назвал Мару журналист, написавший статью о ней в «Брунсвик геральд»?