— Ах, черт побери, значит, сто пятьдесят тысяч ливров попали в их руки?
— Именно.
— А еще что?
— Пятнадцать тысяч пистолей, или пятьдесят тысяч экю, как вам будет угодно, платеж в три срока.
— Да это чудовищно!
— Еще не все.
— Что вы?
— Если я не выполню хоть одного из этих условий, эти господа тотчас же снова занимают должность. Сделка подписана королем.
— Невероятно!
— Представьте себе.
— Мне жаль вас, бедняга Безмо. Но в таком случае, друг мой, зачем господин Мазарини оказал вам такую разорительную милость? Было бы проще отказать.
— Да, конечно, но его упросил мой покровитель.
— Ваш покровитель? Кто же это такой?
— Как кто? Ваш приятель, господин д’Эрбле.
— Господин д’Эрбле? Арамис?
— Он самый — Арамис. Он был очень любезен со мной.
— Любезен! Заставив вас принять такие условия?
— Видите ли, я хотел бросить службу у кардинала. Господин д’Эрбле замолвил за меня словечко Лувьеру и Трамбле; они стали упираться, мне же очень улыбалось это место, так как я знал, что оно может дать. И вот я чистосердечно поведал свое горе господину д’Эрбле; тот предложил поручиться за меня во всех этих платежах.
— Как, Арамис? Вы меня огорошили! Арамис поручился за вас?
— Да, он был чрезвычайно предупредителен. Он добился подписи; Трамбле и Лувьер ушли в отставку; я обязался платить ежегодно по двадцати пяти тысяч ливров в пользу каждого из этих господ, и ежегодно в мае месяце господин д’Эрбле лично являлся в Бастилию и привозил мне по две тысячи пятьсот пистолей для вручения моим крокодилам.
— Следовательно, вы должны Арамису полтораста тысяч ливров?
— В том-то и горе, что должен только сто тысяч.
— Я что-то не совсем понимаю вас.
— Ну как же! Он приезжал только два года. Но сегодня у нас тридцать первое мая, а его все нет; между тем завтра в двенадцать часов наступает последний срок платежа. Следовательно, если я завтра не уплачу этим господам, согласно условию, они могут потребовать обратно должность. Я буду разорен, и выйдет, что я проработал три года да еще дал им двести пятьдесят тысяч ливров даром, решительно ни за что, дорогой д’Артаньян.
— Любопытная штука, — пробормотал д’Артаньян.
— Теперь вы понимаете, почему я не весел?
— И очень даже.
— Вот я и явился к вам, господин д’Артаньян, потому что вы один можете вывести меня из затруднительного положения.
— Каким образом?
— Вы знакомы с аббатом д’Эрбле?
— Еще бы!
— Вы знаете, как он скрытен?
— О да.
— И вы можете сообщить мне адрес его прихода, потому что я искал его в Нуази-ле-Сек, но его там нет.
— Разумеется! Он сейчас епископ ваннский.
— Ванн — это в Бретани?
— Да.
Коротышка Безмо стал рвать на себе волосы.
— Ну, тогда я погиб. Ванн! Ванн! — кричал Безмо.
— Ваше отчаяние удручает меня! Но послушайте, епископ не живет безвыездно в своей епархии; монсеньер д’Эрбле, может быть, и не так далеко отсюда, как вам кажется.
— Прошу вас, скажите мне его адрес.
— Я не знаю его, друг мой.
— Все кончено, я погиб! Пойду брошусь в ноги королю.
— Однако, Безмо, вы удивляете меня. Бастилия дает пятьдесят тысяч дохода; почему же вы не выжали из нее все, чтобы она давала сто тысяч?
— Я честный человек, дорогой господин д’Артаньян, и содержу своих заключенных как царей.
— Ей-Богу, мне вас жаль… Послушайте, Безмо, можно положиться на ваше слово?
— Что за вопрос, капитан?
— Так обещайте, что вы никому не заикнетесь о том, что я скажу вам сейчас.
— Никому, ни одной душе.
— Вы хотите во что бы то ни стало найти Арамиса?
— Во что бы то ни стало!
— Ну, так ступайте к господину Фуке.
— Да, но при чем здесь господин Фуке?..
— Экий простофиля!.. Где находится Ванн?
— Черт возьми!..
— Ванн находится в бель-ильской епархии или же Бель-Иль в ваннской епархии. Бель-Иль принадлежит господину Фуке; он и устроил господина д’Эрбле в эту епархию.
— Вы открываете мне глаза, возвращаете меня к жизни.
— Тем лучше. Ступайте же прямо к господину Фуке и скажите, что вам нужно поговорить с господином д’Эрбле.
— Какая блестящая идея! — с восхищением воскликнул Безмо.
— Но помните, — сказал д’Артаньян, строго взглянув на него, — помните, что вы дали честное слово!