— И я благодарил ваше величество за эти слова, так как они доказывали ваше очень лестное для господина де Бражелона внимание.
— Вы, разумеется, помните также, — проговорил король, нажимая на эти слова, — что вы сами были очень не расположены к этому браку?
— Это верно, ваше величество.
— И что вы обращались ко мне с этой просьбою скрепя сердце?
— Да, ваше величество.
— Наконец, я вспоминаю также, потому что у меня почти такая же хорошая память, как у вас, господин граф, что вы произнесли следующие слова: «Я не верю в любовь мадемуазель де Лавальер к виконту де Бражелону». Не так ли?
Атос ощутил удар, но выдержал его.
— Ваше величество, я уже просил у вас извинения, но в этом разговоре заключается нечто такое, что станет понятно только в самом конце его…
— В таком случае переходите к концу.
— Вот он. Ваше величество говорили, что вы откладываете свадьбу для блага господина де Бражелона?
Король промолчал.
— В настоящее время господин де Бражелон так несчастен, что дольше не может ждать и просит вас вынести окончательное решение.
Король побледнел. Атос пристально посмотрел на него.
— И… о чем же просит… господин де Бражелон? — нерешительно произнес король.
— Все о том же, о чем я просил короля во время нашей последней беседы: о разрешении вашего величества на его брак.
Король промолчал.
— Преград для нас больше не существует. Мадемуазель де Лавальер, небогатая, незнатная и некрасивая, все же единственная приемлемая партия для господина де Бражелона, потому что он любит эту особу.
Король крепко сжал руки.
— Король колеблется? — спросил граф все так же настойчиво и так же учтиво.
— Я не колеблюсь… я просто отказываю.
Атос на мгновение задумался, потом очень тихо сказал:
— Я имел честь доложить королю, что никакие преграды не могут остановить господина де Бражелона и решение его неизменно.
— Моя воля — преграда, я полагаю?
— Это самая серьезная из преград. Да будет позволено почтительнейше осведомиться у вашего величества о причине отказа!
— О причине?.. Это что же, допрос? — воскликнул король.
— Просьба, ваше величество.
Король, опершись обоими кулаками о стол, глухо произнес:
— Вы забыли правила придворного этикета, господин де Ла Фер. При дворе не принято расспрашивать короля.
— Это правда, ваше величество. Но если и не принято расспрашивать короля, то все же позволительно высказывать известные предположения.
— Высказывать предположения? Что это значит, сударь?
— Почти всегда предположения подданных возникают вследствие неискренности монарха…
— Сударь!
— И недостатка доверия со стороны подданного, — уверенно продолжал Атос.
— Мне кажется, вы забываетесь, — повысил голос король, поддавшись безудержному гневу.
— Я принужден искать в другом месте то, что надеялся найти у вас, ваше величество. Вместо того чтобы услышать ответ из ваших собственных уст, я вынужден обратиться за ним к себе самому.
Король встал и резко проговорил:
— Господин граф, я отдал вам все свое время.
Это было равносильно приказанию удалиться.
— Ваше величество, я не успел высказать то, с чем пришел к королю, и я так редко вижу его величество, что должен использовать случай.
— Вы дошли до предположений. Теперь вы переходите уже к оскорблениям.
— О, ваше величество, оскорбить короля! Никогда! Всю свою жизнь я утверждал, что короли выше других людей не только положением и могуществом, но и благородством души и мощью ума. И я никогда не поверю, чтобы мой король за своими словами скрывал какую-то заднюю мысль.
— Что это значит? Какую заднюю мысль?
— Я объясню, — бесстрастно произнес Атос. — Если ваше величество, отказывая виконту де Бражелону в руке мадемуазель де Лавальер, имели другую цель, кроме счастья и блага виконта…
— Вы понимаете, сударь, что вы меня оскорбляете?
— Если, предлагая виконту де Бражелону отсрочку, ваше величество только хотели удалить жениха мадемуазель де Лавальер…
— Сударь!
— Я это слышу со всех сторон, ваше величество. Везде говорят о вашей любви к мадемуазель де Лавальер.
Король разорвал перчатки, которые уже несколько минут, стараясь сдержаться, нервно покусывал, и закричал:
— Горе тем, кто вмешивается в мои дела! Я принял решение и разобью все преграды!
— Какие преграды? — спросил Атос.
Король внезапно остановился, как конь, мучимый мундштуком, который дергается у него во рту и рвет губы, и вдруг сказал с благородством, столь же безграничным, как его гнев: