С высоты окна, из которого открывался вид на площадь, д'Артаньян с тайным удовольствием наблюдал, как находившиеся в толпе мушкетеры и гвардейцы успешно прокладывали себе дорогу, работая кулаками и рукоятками шпаг. Они образовали уже плотную группу человек в пятьдесят. Но не это привлекало внимание д'Артаньяна: вокруг виселиц и вдоль аркады Сен-Жан кипел настоящий живой водоворот. Среди тупых и равнодушных физиономий мелькали люди со смелыми, решительными лицами, которые обменивались друг с другом какими-то таинственными знаками. В одной из наиболее оживленных групп д'Артаньян заметил незнакомца, пришедшего из соседнего сада и державшего речь в кабаке. Теперь он, по-видимому, собирал людей и отдавал им приказания.
– Так и есть, – воскликнул д'Артаньян, – я не ошибся! Я знаю этого человека: это – Менвиль. Что он тут делает, черт побери?
Глухой шум, усиливавшийся с каждым мгновением, отвлек его внимание в другую сторону. Шум этот был вызван появлением осужденных. На углу площади показался шедший впереди отряд стрелков. Гул и говор толпы превратился в оглушительный рев.
Видя, что Рауль побледнел, д'Артаньян ударил его по плечу.
Стоявшие у очага люди, услышав крики, обернулись и спросили, в чем дело.
– Ведут осужденных, – отвечал д'Артаньян.
– Отлично! – сказали оба и принялись еще усерднее разжигать огонь.
Д'Артаньян поглядывал на них с беспокойством. Ему было ясно, что эти люди, разводившие без всякой надобности такой сильный огонь, затеяли что-то недоброе.
Между тем осужденные уже появились на площади.
Перед ними шел палач, а по сторонам по пятидесяти стрелков. Оба были одеты во все черное, – оба бледные, но спокойные.
Д'Артаньян заметил, что они почти на каждом шагу приподнимались на носках и нетерпеливо смотрели через головы толпы.
– Гм! – произнес он. – Как они стремятся поскорее увидеть виселицу.
Рауль отступил назад, не будучи, однако, в состояния совершенно покинуть окно. Ужасные зрелища также обладают притягательной силой.
– Смерть им! Смерть! – кричали пятьдесят тысяч глоток.
– Да, смерть им, смерть! – ревело несколько десятков особенно яростных голосов, точно отвечая толпе.
– Вздернуть их, вздернуть! Да здравствует король! – кричала толпа.
– Король? – пробормотал Д'Артаньян. – Удивительно! Я полагал, что не король, а Кольбер приказал их повесить.
В эту минуту в толпе началась давка; шествие осужденных остановилось.
Люди со смелыми, решительными лицами, которых заметил Д'Артаньян, так поспешно и энергично толкались, протискивались и напирали, что добрались почти до цепи стрелков. Процессия снова тронулась. Вдруг люди, приковавшие к себе внимание д'Артаньяна, с криком «Да здравствует Кольбер! бросились на конвойных, которые тщетно старались от них отбиться. Позади надвигалась толпа.
Поднялся невообразимый шум и сумятица, слышались вопли ужаса, стук сабель, алебард и мушкетные выстрелы. Словом, наступил хаос, в котором Д'Артаньян уже ничего не мог разобрать. Однако вскоре среди этого хаоса начало выясняться какое-то определенное намерение, чья-то воля.
Осужденные оказались вдруг вырванными из цепи конвоя; их потащили к кабачку под вывеской «Нотр-Дам». Увлекавшие их кричали: «Да здравствует Кольбер!» Толпа колебалась, не зная, чью сторону принять: стрелков или зачинщиков драки. Ее смущало то, что кричавшие: «Да здравствует Кольбер!
– принялись также кричать: «Долой виселицы! В огонь их! В огонь! Сжечь живьем этих воров, сжечь кровопийц!»
Эти крики решили дело. Толпа собралась сюда смотреть на казнь, и вдруг у нее явилась возможность совершить казнь самой, а это большой соблазн! Поэтому в одну секунду вся толпа оказалась на стороне бунтарей и тоже стала вопить: «В огонь грабителей! Да здравствует Кольбер!»
– Черт возьми! – вскричал Д'Артаньян. – Дело, кажется, принимает серьезный оборот!
Один из людей, стоявших у очага, подошел к окну с горящей головней.
– Жарко становится! Ну, сигнал дан! – сказал он, обернувшись к товарищу, и вдруг поднес головню к деревянной обшивке стены. Дом был старый и вспыхнул в одно мгновение. Пламя с треском поднялось кверху.
К реву толпы присоединились крики поджигателей. Д'Артаньян, который ничего не заметил, потому что смотрел на площадь, почувствовал, что его душит дым и жжет пламя.
– Э, да вы устроили здесь пожар! – вскричал он, обернувшись. – С ума вы спятили, что ли, голубчики?
Оба незнакомца посмотрели на него с удивлением.
– Да ведь так было приказано, – сказали они.
– Приказано сжечь мой дом?! – загремел Д'Артаньян, вырывая из рук поджигателя головню.
Второй незнакомец поспешил было на помощь товарищу, но Рауль схватил его в охапку и выбросил в окно, в то время как Д'Артаньян спускал первого с лестницы. Рауль сорвал кусок загоревшейся обшивки и швырнул на пол.
Убедившись, что пожара нечего больше опасаться, Д'Артаньян снова подбежал к окну.
Сумятица на площади достигла предела. Вопли «В огонь!», «На костер!», «Да здравствует Кольбер!» – смешивались с криками «На виселицу!», «Да здравствует король!».
Толпа буянов, освободившая осужденных, тащила их к кабаку. Менвиль во главе этой шайки кричал громче всех:
– В огонь! В огонь! Да здравствует Кольбер!
Д'Артаньян начал понимать, что осужденных хотят сжечь живьем, а его дом превратить в костер для этого.
– Стой! – крикнул он, став одной ногой на подоконник и обнажив шпагу.
– Менвиль, что вы тут делаете?
– Дорогу, господин Д'Артаньян! Дорогу! – крикнул тот в ответ.
– В огонь, в огонь воров! Да здравствует Кольбер! – продолжала реветь толпа.
Эти крики наконец вывели д'Артаньяна из себя.
– Черт возьми, что за гнусность! – воскликнул он. – Сжечь живьем людей, приговоренных лишь к повешению!
Перед дверьми толпа зевак, притиснутая к стене, загородила путь Менвилю с его отрядом. Менвиль выбивался из сил.
– Дорогу, дорогу! – кричал он, угрожая пистолетом.
– Сжечь их! Сжечь! – ревела толпа. – В кабаке разведен костер. Сожжем воров вместе с кабаком!