По пути в Париж принцесса приобрела тысячи поклонников, за нею следовали с полдюжины безумцев и два совершенно сумасшедших. Только Рауль, видевший всю прелесть этой девушки, но хранивший в сердце другую любовь, рядом с которой не оставалось места для новой, вернулся в столицу холодный и настороженный.
Дорогой он иногда беседовал с королевой об упоительном очаровании, исходившем от принцессы, и королева-мать, которую многому научили перенесенные несчастья и пережитые разочарования, ответила ему:
– Генриетта стала бы знаменитой, даже если бы она родилась не в королевской семье, а в полной безвестности: она женщина с яркой фантазией, своенравным характером и твердой волей.
Де Вард и Маникан, двое разведчиков и курьеры, объявили о приближении принцессы.
В Нантере поезд принцессы был встречен блестящим эскортом из всадников и экипажей. Это принц, вместе с де Лорреном и другими своими любимцами, в сопровождении части королевской гвардии, выехал навстречу невесте.
В Сен-Жермене принцесса и королева перешли из дорожного экипажа, тяжеловатого и немного поистрепавшегося от путешествия, в изящную, роскошную карету, запряженную шестеркой лошадей в белой золоченой сбруе. В этом экипаже прекрасная молодая принцесса сидела под балдахином из вышитого шелка, с каймой из перьев, словно на троне; на ее сияющее лицо падали розовые блики, нежно играя на ее матовой, как перламутр, коже.
Подъехав к экипажу, герцог Филипп был поражен красотой Генриетты и так явно выразил свое восхищение, что де Лоррен, стоявший среди других придворных, пожал плечами, а граф де Гиш и Бекингэм почувствовали сердечную боль.
После обмена любезностями и выполнения всех правил церемониала процессия медленно двинулась к Парижу.
Членов свиты наскоро представили принцу. На Бекингэма указали только в числе других знатных англичан.
Принц обратил на них мало внимания. Но, видя по дороге, что Бекингэм упорно держится подле дверцы кареты, он спросил у неразлучного с ним де Лоррена:
– Кто этот всадник?
– Вашему высочеству только что представили его, – ответил де Лоррен. – Это герцог Бекингэм.
– Ах да, правда.
– Кавалер принцессы, – прибавил фаворит особенным тоном, каким только завистники умеют произносить самые простые фразы.
– Что такое? – спросил принц, не останавливая коня.
– Я сказал: кавалер.
– Разве у принцессы есть назначенный для ее сопровождения кавалер?
– Гм! Мне кажется, вы это так же хорошо видите, как и я; посмотрите только, как они мило и весело болтают вдвоем.
– Втроем.
– Как втроем?
– Конечно, ты же видишь, что де Гиш участвует в их беседе.
– Да, вижу… Конечно. Но что это доказывает? Только то, что у принцессы не один кавалер, а два.
– Ты все отравляешь, ехидна.
– Вовсе нет. Ах, ваше высочество, какой у вас строптивый характер! Представители Франции приветствуют вашу будущую супругу, а вы недовольны.
Герцог Орлеанский боялся язвительных замечаний де Лоррена, когда насмешливость фаворита особенно разыгрывалась.
Он оборвал этот разговор.
– Принцесса недурна собой, – небрежно заметил он, точно речь шла о посторонней ему женщине.
– Да, – тем же тоном ответил де Лоррен.
– Ты произнес это «да» совсем как «нет». А я нахожу, что у нее очень красивые черные глаза.
– Маленькие.
– Верно, не особенно большие. У нее красивая фигура.
– Ну, фигура не блестящая, ваше высочество.
– Пожалуй. Зато у нее благородная осанка.
– Да, но слишком худое лицо.
– Кажется, восхитительные зубы.
– Их легко видеть. Слава богу, рот достаточно велик. Положительно, ваше высочество, я ошибался: вы красивее вашей жены.
– А как ты считаешь, я красивее этого Бекингэма?
– О да, и он это чувствует. Посмотрите, он старается с удвоенным жаром ухаживать за принцессой, чтобы вы не затмили его.
У принца вырвалось нетерпеливое движение; однако, увидев торжествующую улыбку на губах де Лоррена, он сдержал лошадь и пустил ее шагом.
– Впрочем, – сказал он, – что мне смотреть на кузину! Я же давно знаю ее. Ведь мы вместе воспитывались. Я достаточно видел ее ребенком в Лувре.
– Извините, ваше высочество, она весьма изменилась, – заметил де Лоррен. – В те времена, о которых вы говорите, она была не такой блестящей и, главное, далеко не такой гордой. Помните тот вечер, ваше высочество, когда король не пожелал танцевать с ней, найдя, что она некрасива и плохо одета?
Герцог Орлеанский нахмурил брови. Действительно, нелестно для него было жениться на принцессе, которою король пренебрегал в молодости.
Может быть, он ответил бы своему фавориту, но в это мгновение, оставив карету, к принцу подъехал де Гиш.
Он издали следил за принцем и де Лорреном и напрягал слух, стараясь уловить фразы, которыми они обменивались.
Из коварства или по неосторожности де Лоррен не счел нужным притворяться.
– Граф, – начал он, – у вас хороший вкус.
– Благодарю за комплимент, – ответил де Гиш. – Но чем я заслужил его?
– Гм! Спросите его высочество.
– Конечно, – подтвердил герцог Орлеанский, – Гиш отлично знает, каким совершенным кавалером я его считаю.
– Раз мы на этот счет согласны, граф, я продолжаю, – сказал де Лоррен. – Не правда ли, вы уже неделю находитесь подле принцессы?
– Пожалуй, – ответил де Гиш, невольно краснея.
– Так скажите нам откровенно: как вы находите ее?
– Ее? – с изумлением спросил де Гиш.
– Да, ее внешность, ее ум?
Ошеломленный таким вопросом, де Гиш не сразу нашелся, что ответить.
– Ну, ну, де Гиш, – громко смеялся де Лоррен, – скажи, что ты думаешь, будь откровенен; его высочество приказывает.
– Да, да, приказываю, – сказал принц.
Де Гиш пробормотал несколько невнятных слов.
– Я знаю, что это щекотливый вопрос, – продолжал герцог Орлеанский. – Но ведь мне можно говорить все. Как ты ее находишь?
Желая скрыть свои чувства, де Гиш прибегнул к единственному средству защиты, которое остается у человека, застигнутого врасплох: он солгал.
– Я не нахожу принцессу ни красавицей, ни уродом. Скорее она недурна собой.
– Боже мой, граф! – вскричал де Лоррен. – И это говорите вы, так восхищавшийся ее портретом?
Де Гиш покраснел до ушей. На счастье, его горячая лошадь бросилась в сторону, и это помогло ему скрыть выступившую краску.
– Портретом? – спросил он, возвращаясь на прежнее место. – Каким портретом?
Де Лоррен не сводил с него глаз.
– Да, портретом. Разве миниатюра не похожа?
– Не знаю. Я забыл портрет: он исчез у меня из памяти.
– А между тем он произвел на вас сильное впечатление, – заметил де Лоррен.
– Возможно.
– Но она по крайней мере умна? – пожал плечами герцог Орлеанский.
– По-видимому, да, ваше высочество.
– А Бекингэм? – спросил де Лоррен.
– Не знаю.
– Должно быть, умен, – сказал де Лоррен, – раз он смешит принцессу, и она, кажется, с большим удовольствием разговаривает с ним. А неглупой и остроумной женщине неприятно находиться в обществе глупца.
– Значит, он умен, – наивно ответил де Гиш, которому на помощь явился Рауль, увидевший его с опасным собеседником.
Де Бражелон обратился к де Лоррену и таким образом заставил его переменить тему разговора.
Въезд был торжественный и блестящий. Король, желая оказать брату почет, велел устроить великолепную встречу. Принцесса и ее мать остановились в Лувре, в том самом Лувре, где во времена изгнания они так страдали от забвения, бедности и лишений.
Дворец был негостеприимен раньше к несчастной дочери Генриха IV; его голые стены, провалившиеся полы, покрытые паутиной потолки, огромные полуразрушенные камины, эти холодные очаги, которые едва удавалось согреть на средства, из милости отпускаемые парламентом, – все теперь преобразилось. Великолепная обивка, пушистые ковры, блестящие плиты пола, картины в широких золотых рамах, повсюду канделябры, зеркала, роскошная мебель, телохранители с гордой осанкой и в шляпах с развевающимися перьями, огромная толпа слуг и придворных в передних и на лестницах – вот что встретило их теперь.