Тут, как и везде, все спали; только огромная собака из породы тех, на которых шевенингенские рыбаки возят в тележках рыбу в Гаагу, принялась громко лаять, как только под окнами раздались шаги. Но вместо того чтобы испугать незнакомца, такая бдительность обрадовала его. Его зова, может быть, оказалось бы недостаточно, чтобы разбудить обитателей дома, а теперь ему даже незачем было подавать голос. Незнакомец сначала ждал, что лай собаки разбудит кого-нибудь в доме, но потом крикнул сам. Услышав незнакомый голос, собака залилась еще громче, и наконец в доме кто-то стал успокаивать ее. Когда она затихла, чей-то слабый, надтреснутый голос вежливо спросил:
– Что вам угодно?
– Мне надо видеть его величество короля Карла Второго, – отвечал незнакомец.
– Кто вы такой?
– Ах, черт возьми! Вы задаете мне слишком много вопросов. Я не люблю разговаривать через дверь.
– Скажите только свое имя.
– Я не очень люблю склонять и спрягать свое имя во всеуслышание; к тому же, будьте покойны, я не съем вашу собаку, и я молю бога, чтобы она была столь же деликатна по отношению ко мне.
– Вы, верно, привезли какие-нибудь известия? – спросил тот же старческий голос.
– Да, я привез известия, и еще какие! Каких вы не ожидаете! Отоприте же!
– Сударь, – продолжал старик, – прошу вас, скажите мне по совести: стоит ли будить короля ради ваших известий?
– Ради бога, отоприте поскорее; клянусь, вы не пожалеете. Я стою столько золота, сколько во мне весу, клянусь вам!
– Однако я никак не могу отпереть, пока вы мне не скажете ваше имя.
– Хорошо… Но предупреждаю вас, что мое имя вам ничего не объяснит. Я – д’Артаньян.
– Ах боже мой! – воскликнул старик за дверью. – Господин д’Артаньян! Какое счастье! То-то мне показалось, что я слышу знакомый голос!
– Ого! – проговорил д’Артаньян. – Здесь знают мой голос! Это очень лестно!
– Да, да, знают, – отвечал старик, отпирая дверь. – Вот вам доказательство.
И он впустил д’Артаньяна.
Д’Артаньян при свете фонаря узнал своего упрямого собеседника.
– Парри! – вскричал он. – Я должен был догадаться сразу!
– Да, да, я Парри, господин д’Артаньян! Как я рад, что вижу вас!
– Да, на этот раз можете радоваться! – сказал д’Артаньян, пожимая руку старику. – Доложите обо мне королю.
– Но король почивает…
– Черт возьми! Разбудите его, и он не рассердится, будьте покойны.
– Вы не от графа?
– От какого графа?
– Де Ла Фер.
– От Атоса? О нет! Я сам от себя. Ну, Парри, скорее, мне нужен король.
Парри не спорил больше. Он знал, что на д’Артаньяна, хоть он и гасконец, всегда можно положиться. Он пересек двор и палисадник, успокоил собаку, которая всерьез собиралась попробовать на зуб мушкетера, и постучал в ставень комнаты, составлявшей нижний этаж маленького павильона.
И сразу же маленькая собачка, обитавшая в этой комнате, отозвалась на громкий лай большой собаки, обитавшей во дворе.
«Бедный король! – подумал д’Артаньян. – Вот какие у него телохранители, хотя, по правде говоря, они хранят его не хуже других!»
– Кто там? – спросил король из спальни.
– Господин д’Артаньян, он привез вам известия.
В комнате послышался шум; дверь отворилась, и поток яркого света хлынул в прихожую и в сад.
Король работал при свете лампы. Разбросанные бумаги лежали на столе; он писал письмо, и множество помарок говорило о том, что оно стоило ему больших усилий.
– Войдите, шевалье, – сказал он, обернувшись. Потом, увидев рыбака, прибавил: – Что же ты говоришь, Парри? Где же шевалье д’Артаньян?
– Он перед вашим величеством, – отвечал д’Артаньян.
– В этом костюме?
– Всмотритесь в меня, государь. Вы видели меня в передней короля Людовика Четырнадцатого, в Блуа. Неужели вы не узнаете?
– Узнаю и даже вспоминаю, что был вам очень обязан.
Д’Артаньян поклонился:
– Я поступил так, как должен был поступить, узнав, что это вы, ваше величество.
– Вы привезли мне известия?
– Да, государь.
– Вероятно, от французского короля?
– Нет, ваше величество. Вы могли заметить, что король Людовик занят только собой.
Карл поднял глаза к небу.
– Нет, ваше величество, нет, – продолжал д’Артаньян. – Я привез новости, касающиеся лично вас. Однако смею надеяться, что ваше величество выслушает их с некоторою благосклонностью.
– Говорите.
– Если не ошибаюсь, государь, вы много говорили в Блуа о плохом положении ваших дел в Англии.
Карл покраснел.
– Сударь, – прервал он, – я рассказывал об этом только французскому королю…
– О, ваше величество, ошибаетесь, – холодно сказал мушкетер, – я умею говорить с королями в несчастье. Скажу более: короли говорят со мной только тогда, когда они в несчастье; но едва им улыбнется счастье, они обо мне забывают. Я питаю к вашему величеству не только истинное уважение, но и глубокую преданность, а для меня, поверьте, это означает немало. Слушая жалобы вашего величества на судьбу, я решил, что вы благородны, великодушны и с достоинством переносите свои несчастья.
– Признаться, – сказал удивленно Карл, – я сам не знаю, что мне приятнее: ваша смелая откровенность или ваше уважение.
– Вы сейчас выберете, – отвечал д’Артаньян. – Вы жаловались двоюродному брату вашему Людовику Четырнадцатому, что без войска и без денег вам очень трудно вернуться в Англию и вступить на престол.
Карл сделал нетерпеливое движение.
– И что главное препятствие представляет, – продолжал д’Артаньян, – некий генерал, командующий армией парламента, который разыгрывает там роль второго Кромвеля. Верно?
– Да, но повторяю вам, что все это я говорил одному королю.
– И вы увидите, государь, какое счастье, что ваши слова услышал лейтенант его мушкетеров. Человека, который является главным препятствием на вашем пути к успеху, зовут генерал Монк, не так ли?
– Да, сударь. Но к чему все эти вопросы?
– Знаю, знаю, ваше величество, что строгий этикет запрещает предлагать вопросы королям. Надеюсь, что ваше величество скоро простит мне мою неучтивость. Ваше величество сказали еще, что если бы вам удалось повидать Монка, встретиться с ним лицом к лицу, переговорить с ним, то вы непременно восторжествовали бы силою или убеждением над этим единственным серьезным противником.
– Все это правда. Моя участь, мое будущее, безвестность или слава зависят от этого человека. Но что же из этого?
– А вот что: если генерал Монк до такой степени мешает вам, то полезно было бы избавить вас от него или превратить его в союзника вашего величества.
– Король, у которого нет ни армии, ни денег (мне нечего скрывать, раз вы слышали мой разговор с Людовиком Четырнадцатым), не может ничего сделать с таким человеком, как Монк.
– Да, ваше величество, таково ваше мнение, я знаю. К счастью для вас, я придерживаюсь другого мнения.
– Что это значит?
– Вот что: без армии и без миллиона я совершил то, для чего вашему величеству нужны были армия и целый миллион.
– Что вы говорите?.. Что вы сделали?
– Что я сделал?.. Я поехал туда и захватил там человека, мешавшего вашему величеству.
– Вы захватили Монка в Англии?
– Разве я плохо сделал?
– Вы, верно, сошли с ума?
– Право же, нет.
– Вы взяли Монка?
– Да. В его лагере.
Король вздрогнул от нетерпения и пожал плечами.
– Я захватил Монка на дороге в Ньюкасл, – сказал д’Артаньян просто, – и привез его к вашему величеству.
– Привезли ко мне! – вскричал король, разгневанный этим рассказом, который казался ему басней.:
– Да, привез его к вам, – продолжал д’Артаньян тем же тоном. – Он лежит там, в большом ящике, но не задохнется, потому что в крышке просверлены дыры.
– Боже мой!..
– О, будьте покойны, за ним усердно ухаживают. Он доставлен сюда целым и невредимым. Угодно вашему величеству видеть его, переговорить с ним или прикажете бросить его в воду?
– Боже мой! Боже мой! – повторил Карл. – Правду ли вы говорите? Не оскорбляете ли меня недостойной шуткой? Действительно ли вы совершили этот смелый, неслыханный подвиг? Не может быть!