– Запомните то, что я говорю, ваше величество: однажды шевалье де Лоррен… Если со мною случится несчастье, знайте, что я заранее обвиняю в нем шевалье де Лоррена… этот человек способен на любое, самое гнусное преступление!
– Шевалье де Лоррен избавит вас от своего присутствия, обещаю вам это.
– Раз так, мы заключаем с вами настоящий союз, ваше величество, и я готова подписать договор… Но вы внесли свою долю, скажите же, в чем должна заключаться моя?
– Вместо того чтобы ссорить меня с вашим братом, королем Карлом, нужно было бы постараться сделать нас такими друзьями, какими мы еще никогда не были.
– Это легко.
– О, не так легко, как вы думаете; при обычной дружбе обнимают друг друга и обмениваются любезностями, и это стоит какого-нибудь поцелуя или приема, что не требует слишком больших расходов; но при политической дружбе…
– А, так вы хотите политической дружбы?
– Да, сестра моя, и тогда вместо объятий и пиршеств необходимо давать своему другу живых, хорошо обученных и снаряженных солдат; дарить ему военные корабли с пушками и провиантом. Но ведь бывает и так, что сундуки с королевской казною не имеют возможности оказывать дружеские услуги подобного рода.
– Ах, вы правы… сундуки английского короля с некоторых пор поражают своим изумительным резонансом.
– Но вам, дорогая сестра, вам, имеющей столь большое влияние на вашего брата, быть может, вам все же удастся добиться того, чего никогда не добиться никакому послу.
– Для этого мне нужно было бы отправиться в Лондон, дорогой брат.
– Я уже думал об этом, – живо ответил Людовик, – и я решил, что подобное путешествие вас несколько развлечет.
– Только, – перебила принцесса, – возможно, что я потерплю неудачу. У английского короля есть советники, в притом очень опасные.
– Советницы, вы хотите сказать?
– Вот именно. Если ваше величество желаете, скажем, просить у Карла Второго (я ведь только предполагаю, мне решительно ничего не известно) союза для того, чтоб вести войну… тогда советницы короля, которых в настоящее время семь, а именно: мадемуазель Стюарт, мадемуазель Уэллс, мадемуазель Гуин, мисс Орчей, мадемуазель Цунга, мисс Даус и графиня Кестльмен, убедят короля, что война стоит дорого и что лучше давать балы и ужины в Гемптон-Корте, чем снаряжать линейные корабли в Портсмуте или Гринвиче.
– И тогда вас ждет неудача?
– О, эти дамы срывают любые переговоры, если только эти переговоры ведутся не ими.
– Знаете, какая мысль осенила меня?
– Нет. Поделитесь ею.
– Мне кажется, что, поискав хорошенько возле себя, вы, быть может, нашли бы советницу, которую повезли бы с гобой к королю и которая своим красноречием победила былую волю семи остальных.
– Это действительно удачная мысль, ваше величество, и я уже думаю, кто бы мог подойти к этой роли.
– Подумайте, и вы найдете, конечно.
– Надеюсь.
– Необходимо, чтобы это была красивая женщина: ведь приятное лицо стоит большего, чем безобразное, разве не так?
– Безусловно.
– Нужен живой, смелый, находчивый ум.
– Разумеется.
– Нужна знатность… ее, впрочем, требуется не так уж много, ровно столько, чтобы без неловкости подойти к королю, но не столько, чтобы знатность происхождения могла сдерживать в стеснять.
– Очень справедливо.
– И… надо, чтобы она хоть немного умела говорить по-английски.
– Бог мой! Кто-нибудь вроде мадемуазель де Керуаль, например, – оживленно проговорила принцесса.
– Ну да, вот вы и нашли… ведь это вы сами нашли, сестра моя, – обрадовался Людовик XIV.
– Я увезу ее, и я думаю, что ей не придется жаловаться на это.
– Конечно, нет; поначалу я назначу ее полномочною обольстительницей, а затем к ее титулу присоединю и поместья.
– Превосходно.
– Я уже вижу вас в дорожной карете, дорогая сестрица, и совершенно утешенной во всех ваших печалях.
– Я уеду при соблюдении двух условий. Первое – я должна знать, какого рода переговоры я буду вести.
– Сейчас сообщу. Вы знаете, что голландцы ежедневно в своих газетах поносят меня; их республиканские замашки я дольше терпеть не намерен. Я не люблю республик.
– Это понятно, ваше величество.
– Я с досадою вижу, что эти владыки морей (это они сами себя так величают) мешают французской торговле в Индии и их корабли вскоре вытеснят нас из всех европейских портов; подобная сила, и притом в таком близком соседстве, мне очень не по душе, дорогая сестра.
– Но ведь они ваши союзники?
– Вот почему они поступили весьма опрометчиво, выбив медаль, которая изображает Голландию, останавливающую, как Иисус Навин, солнце, и снабдив ее надписью: «Солнце, остановись предо мною». Это отнюдь не по-братски, не так ли?
– А я думала, что вы уже забыли про этот пустяк.
– Я никогда ничего не забываю, сестра моя. И если мои подлинные друзья, каков ваш брат Карл, захотят присоединиться ко мне…
Принцесса задумалась.
– Послушайте, – сказал Людовик XIV, – можно поделить владычество над морями, и раз Англия терпела уже подобный раздел, то разве я хуже голландцев?
– Этот вопрос будет обсуждать с королем Карлом мадемуазель де Керуаль.
– А в чем состоит ваше второе условие, сестра моя?
– В согласии принца, моего мужа.
– Оно будет дано.
– Тогда я еду, брат мой.
Услышав эти слова, Людовик XIV повернулся к тому углу зала, где находились Кольбер с Арамисом и д'Артаньяном, и подал своему министру условленный знак.
Тогда Кольбер, резко прервав начатый разговор, обратился к Арамису:
– Господин посол, давайте поговорим о делах.
Д'Артаньян тотчас же удалился. Од подошел к камину, откуда можно было услышать все то, что король будет говорить своему брату, который в сильнейшем беспокойстве направлялся ему навстречу.
Лицо короля оживилось. На нем была видна непреклонная воля, которой во Франции уже никто не перечил и которая вскоре не будет встречать отпора во всей Европе.
– Принц, – заявил король своему брату, – я недоволен шевалье де Лорреном. Вы его покровитель, посоветуйте ему в течение нескольких месяцев попутешествовать.
Словно снежная лавина в горах, эти слова свалились на принца, обожавшего своего фаворита и сосредоточившего на нем всю свою нежность.
Он воскликнул:
– Чем шевалье мог разгневать ваше величество?
И бросил яростный взгляд на принцессу.
– Я сообщу вам об этом, когда он уедет, – отвечал невозмутимо король.
– А также когда принцесса, ваша супруга, отбудет в Англию.
– Принцесса в Англию! – пробормотал пораженный изумлением принц.
– Через неделю, брат мой, а куда мы с вами поедем, я оповещу вас позднее.
И, подарив принца улыбкой, чтобы подсластить горечь двух столь внезапных известий, король круто повернулся на каблуках и отошел от него.
В это время Кольбер продолжал разговор с герцогом д'Аламеда.
– Сударь, – сказал Кольбер Арамису, – пришло время, когда нам подобает внести полную ясность в отношения между нашими странами. Я помирил вас с королем, я не мог поступить иначе по отношению к такому выдающемуся человеку, как вы; но так как и вы проявляли порою дружеские чувства ко мне, то теперь и вам представляется случай доказать их искренность.
Впрочем вы более француз, чем испанец. Ответьте мне с полною откровенностью: можем ли мы рассчитывать на нейтралитет Испании, если нами будут предприняты кое-какие действия против Голландии?
– Сударь, – отвечал Арамис, – интересы Испании не оставляют ни малейших сомнений. Возбуждать Европу против Голландии, к которой в моей стране существует старинная ненависть из-за завоеванной ею свободы, такова наша политика, ставшая традиционною: но король Франции находится в союзе с Голландией. Затем вам, конечно, известно, что война с этой страной была бы войною да море, которую Франция, мне кажется, не в состоянии успешно вести.
Кольбер, обернувшись в этот момент, увидел д'Артаньяна, который искал себе собеседника на время разговора короля с принцем.
Кольбер позвал его и шепотом сказал Арамису:
– Мы можем продолжать в присутствии господина д'Артаньяна?
– О, разумеется! – ответил испанский посол.