— Если так, вот в чем дело, — сказал король, сердце которого билось так же сильно, как сердце кардинала, — ко мне приехал брат мой, король Англии…
Мазарини привскочил на кровати, словно он прикоснулся к лейденской банке или вольтовой дуге. От изумления, или, скорее от разочарования, лицо кардинала покрылось такой краской гнева, что Людовик при всей своей неопытности в дипломатии тотчас увидел, что министр надеялся услышать что-то совсем другое.
— Карл Второй! — вскричал Мазарини пронзительным голосом, с презрительною улыбкою. — Как! У вас в гостях Карл Второй!
— Да, король Карл Второй, — отвечал Людовик, подчеркивая принадлежавший внуку Генриха IV титул короля, который Мазарини не назвал. — Да, господин кардинал, этот несчастный король тронул мое сердце, рассказав мне о своих злоключениях. Он переживает страшные бедствия, господин кардинал. У меня тоже оспаривали престол, я тоже в дни волнений принужден был бежать из столицы, я познал несчастье, и мне трудно оставить без помощи брата, лишившегося всего и скрывающегося.
— Ах, — сказал кардинал с досадою, — отчего при нем нет какого-нибудь Мазарини, как при вас? Его корона была бы сохранена в неприкосновенности.
— Я знаю все, чем наш дом обязан вам, господин кардинал, — ответил молодой король гордо, — и верьте, я, со своей стороны, этого никогда не забуду. Именно потому, что мой брат, король английский, не имеет при своей особе такого могущественного гения, как тот, который спас меня, именно потому и хочу я доставить ему помощь этого гения, уверенный, что, если ваша рука коснется его, она возвратит ему корону, которую он потерял в тот день, когда она упала к подножию эшафота его отца.
— Благодарю вас, ваше величество, за доброе мнение обо мне, — отвечал Мазарини, — но нам нечего делать там, где люди беснуются, отрицают Бога и рубят головы своим королям. Они опасны, видите ли, очень опасны, и к ним противно прикоснуться с той минуты, как они забрызгали себя королевской кровью и грязью раздоров. Такой политики я никогда не любил и отстраняюсь от нее.
— Но вы можете помочь нам, создав ему иную.
— Какую?
— Например, восстановив Карла Второго.
— Боже мой! — воскликнул Мазарини. — Неужели несчастный король еще увлекается этой химерой?
— Разумеется, — возразил Людовик, испугавшись препятствий, которые верный глаз его министра видел в этом предприятии. — Он просит для этого… не более… как миллион.
— Только-то! Один миллион, не больше! — насмешливо повторил Мазарини с итальянским акцентом. — Братец, всего-навсего миллиончик, братец! Какое-то семейство нищих!
— Монсеньер, — сказал Людовик XIV, подняв голову, — это семейство нищих — ветвь нашего дома.
— А ваше величество так богаты, что можете раздавать миллионы? У вас есть миллионы?
— Да, — отвечал юный король с величественной скорбью, которую он сумел, однако, скрыть, — да, господин кардинал, я знаю, что я беден, но французская корона стоит все же миллиона; а для доброго дела я, пожалуй, готов заложить свою корону. Я найду евреев, которые охотно дадут мне за нее миллион.
— Итак, вы говорите, ваше величество, что вам нужен миллион? — спросил Мазарини.
— Да, миллион.
— Ваше величество сильно ошибаетесь. Вам нужно гораздо больше. Бернуин!.. Вы сейчас узнаете, сколько вам нужно на самом деле… Бернуин!
— Как, господин кардинал? Вы собираетесь спрашивать лакея о моих делах?
— Бернуин! — повторил кардинал, притворяясь, что не замечает возмущения короля. — Пойди сюда и скажи, какую сумму я хотел иметь сейчас?
— Монсеньер! Монсеньер! — повысил голос Людовик, побледнев от негодования. — Разве вы не слыхали моих слов?
— Не гневайтесь, ваше величество: я открыто веду ваши дела. Во Франции все это знают: книги мои не под замками. Бернуин, что ты сейчас здесь делал?
— Складывал цифры.
— И сложил?
— Точно так.
— И все для того, чтобы узнать, сколько нужно его величеству в настоящую минуту? Не так ли я сказал тебе? Говори откровенно, друг мой.
— Да, так вы изволили сказать.
— Хорошо. А сколько было нужно?
— Сорок пять миллионов, кажется.
— А какую сумму насчитали мы, соединив все наши средства, ничего не пропустив?
— Тридцать девять миллионов двести шестьдесят тысяч франков.
— Хорошо, Бернуин больше мне ничего от тебя не нужно. Теперь оставь нас, — прибавил кардинал, устремив проницательный взгляд на молодого короля, который не мог вымолвить ни слова от изумления и едва прошептал: