— Господин лейтенант, — начал опять король с заметным усилием, — мне кажется, что вы лишаетесь хорошего хозяина.
— Я в этом совершенно уверен.
— Найдете ли вы когда-нибудь такого же?
— О! Я знаю, государь, что вы единственный в мире. С этой минуты я уж не поступлю на службу ни к кому из королей земных и буду сам себе господином.
— Это правда?
— Клянусь вашему величеству.
— Я не забуду вашей клятвы.
Д’Артаньян поклонился.
— Вы знаете, господин лейтенант, что у меня хорошая память, — прибавил король.
— Знаю, ваше величество, но я желал бы, чтобы память изменила вам и вы забыли бы обиды, о которых я вынужден был рассказать вам. Ваше величество, вы стоите так высоко над нами, жалкими и ничтожными, что, надеюсь, забудете…
— Я буду подобен солнцу, господин лейтенант, которое видит всех — великих и малых, богатых и бедных, дает одним блеск, другим — теплоту, а всем — жизнь. Прощайте, господин д’Артаньян… Прощайте, вы свободны!
И король, едва сдерживая рыдания, поспешно удалился в соседнюю комнату.
Д’Артаньян взял со стола шляпу и вышел.
XV
ИЗГНАННИК
Не успел д’Артаньян сойти с лестницы, как король позвал своего приближенного.
— Я дам вам поручение, — сказал король.
— Я к услугам вашего величества.
— Тогда подождите.
Молодой король сел писать письмо. Из груди его вырвалось несколько вздохов, но в глазах сверкало торжество.
«Господин кардинал!
Следуя Вашим добрым советам и особенно покоряясь Вашей твердости, я победил и одолел слабость, недостойную короля. Вы так хорошо устроили мою будущность, что благодарность остановила меня в ту минуту, когда я хотел разрушить Ваш труд. Я понял, что был неправ, пожелав идти не тем путем, который Вы указали мне. Какое несчастье было бы для всей Франции и для моего семейства, если бы раздор вспыхнул между мной и моим министром.
Однако это, конечно, случилось бы, если бы я взял в жены Вашу племянницу. Я прекрасно это понял и с настоящей минуты не буду противиться своему жребию. Я готов вступить в брак с инфантой Марией-Терезой. Вы можете немедленно начать переговоры.
Любящий Вас Людовик».
Король прочитал письмо, потом собственноручно запечатал его.
— Отдайте это письмо кардиналу, — сказал он приближенному.
Тот вышел.
У дверей Мазарини он встретил Бернуина, который ждал его с волнением.
— Что? — спросил он.
— Письмо от короля к господину кардиналу, — отвечал приближенный.
— Письмо! Мы ждали его после сегодняшней утренней прогулки его величества.
— А, вы знаете, что король…
— В качестве первого министра мы обязаны все знать. В этом письме его величество, вероятно, просит, умоляет?
— Не знаю, но король не раз вздохнул в то время, как писал.
— Да, да, мы знаем, что это значит. Вздыхать можно от счастья так же, как от горя.
— Однако король по возвращении не был похож на счастливого человека.
— Вы, верно, не рассмотрели? И вы видели его величество, только когда он возвратился; во время прогулки с ним находился только лейтенант мушкетеров. Но я смотрел в зрительную трубу кардинала, когда глаза его преосвященства уставали. Уверяю вас, оба плакали: и король и дама.
— И что же, плакали они тоже от счастья?
— Нет, от любви: они давали друг другу клятвы самой нежной любви, которые король готов сдержать очень охотно. И это письмо — начало исполнения клятв.
— А что думает господин кардинал об этой страсти, которая, впрочем, ни для кого не тайна?
Бернуин взял под руку королевского посланца и, подымаясь с ним по лестнице, сказал вполголоса:
— Если говорить откровенно, кардинал надеется на полный успех этого дела. Знаю, что нам придется воевать с Испанией, но что за беда? Война отвечает желаниям дворянства. Кардинал даст своей племяннице королевское приданое, быть может, даже лучше королевского. Будут деньги, празднества и битвы. Все будут довольны.
— А мне кажется, — возразил приближенный, покачивая головою, — что такое маленькое письмецо не может заключать в себе столько важных вещей.
— Друг мой, — ответил Бернуин, — я уверен в том, что говорю. Господин д’Артаньян рассказал мне все.
— Что же именно?