Рауль шел за ним с шляпой в руке, немного смущенный торжественным звоном шпор по паркету огромных зал.
Как только он вошел во дворец, в знакомом нам окне опять показались головки, и оживленный шепот выдал волнение девушек. Видимо, они приняли какое-то решение, потому что черноволосая головка исчезла, а белокурая осталась в окне, прячась за цветами и внимательно глядя сквозь листья на крыльцо, по которому виконт вошел во дворец.
Между тем виконт, явившийся причиной всех этих волнений, шел следом за дворецким. По донесшемуся к нему шуму торопливых шагов, аромату вин и кушаний, звону бокалов и посуды он понял, что приближается к цели. Пажи, служители и лакеи, находившиеся в комнате перед столовой, встретили гостя с учтивостью жителей этого края, вошедшей в пословицу. Некоторые были знакомы с Раулем, и почти все знали, что он приехал из Парижа. Можно сказать, что его появление нарушило на минуту перемену блюд.
Паж, наливавший вино его высочеству, услышав звон шпор в соседней комнате, обернулся с детским любопытством и не заметил, что льет вино уже не в стакан герцога, а на скатерть.
Герцогиня, не столь поглощенная своими мыслями, как ее достославный супруг, заметила рассеянность пажа.
— Что такое? — спросила она.
— Что такое? — повторил герцог. — Что там случилось?
Сен-Реми воспользовался удобной минутой и просунул голову в дверь.
— Зачем меня беспокоят? — спросил герцог, кладя на тарелку солидный кусок одного из самых огромных лососей, которые когда-либо поднимались вверх по Луаре, дабы попасться на удочку где-то между Пембёф и Сен-Назер.
— Приехал курьер из Парижа. Но он может подождать, пока завтрак…
— Из Парижа! — удивился герцог, роняя вилку. — Курьер из Парижа, говорите вы? А от кого?
— От принца, — поспешил сообщить дворецкий.
Принцем называли в те времена принца Конде.
— Курьер от принца? — сказал герцог с беспокойством, замеченным всеми присутствующими и удвоившим общее любопытство.
У герцога мелькнула, быть может, мысль, что вернулись те блаженные времена заговоров, когда каждый стук двери приводил его в волнение, каждое письмо заключало в себе государственную тайну, каждый курьер был орудием опасной и запутанной интриги. Может быть, самое имя великого принца встало под сводами Блуаского замка точно привидение.
Герцог отодвинул тарелку.
— Прикажете курьеру подождать? — спросил де Сен-Реми.
Взгляд герцогини придал герцогу энергию, и он ответил:
— Нет, нет! Наоборот, позовите его сейчас же! Кстати, а кто он?
— Здешний дворянин, виконт де Бражелон.
— А, очень хорошо… Введите его, Сен-Реми, введите!
Произнеся эти слова с обычной важностью, герцог бросил взгляд на всех находившихся в столовой, и все они — пажи, служители и конюшие, — побросав салфетки, ножи и стаканы, беспорядочной толпой быстро скрылись в соседней комнате.
Столовая была пуста, когда Рауль де Бражелон вслед за Сен-Реми вошел туда.
Оставшись один, герцог успел придать своему лицу подобающее выражение. Он не повернулся, ожидая, пока дворецкий подведет к нему курьера. Рауль остановился у конца стола, между герцогом и его супругой. Затем он низко поклонился его высочеству, почтительно — ее высочеству, выпрямился и стал ждать, когда герцог заговорит. Герцог, со своей стороны, ждал, пока запрут двери. Он не хотел оборачиваться, чтобы убедиться, закрыты ли они. Такое движение было бы недостойно его; но он напряженно прислушивался, щелкнул ли замок, что сулило ему хоть видимость тайны.
Когда заперли дверь, герцог поднял глаза на виконта и спросил:
— Вы, кажется, из Парижа.
— Только что, ваше высочество.
— Здоров ли король?
— Вполне.
— А королева?
— Ее величество все еще страдает грудью. Но теперь уже с месяц как ей несколько лучше!
— Мне доложили, что вы приехали ко мне от принца. Это, верно, ошибка!
— Нет, ваше высочество! Принц поручил мне доставить вам это письмо и ждать ответа.
Рауль был несколько смущен столь холодным и церемонным приемом: голос его незаметно понизился, и кончил он почти вполголоса. Герцог забыл, что сам был причиной этой таинственности, и им снова овладел страх.
С угрюмым видом принял он письмо принца Конде, распечатал его, точно какой-нибудь подозрительный пакет, и, отвернувшись, чтобы никто не мог заметить выражение его лица, прочел письмо.
Герцогиня следила за всеми движениями своего августейшего супруга с такой же тревогой, какую испытывал он сам.